Любовь насмерть

Утром я проснулся от вкусного запаха горячего теста. Ольга в мужской рубашке и спадающих с нее джинсах (вечерний презент Кострова) жарила оладьи. Кухня была залита солнцем, в распахнутое окно вливался птичий гомон и шелест листвы. И снова, в который уже раз, я посетовал на то, что какой-то случай выдернул меня из спокойной и нормальной жизни (которую я сам с таким старанием создал) и заставил по уши окунуться в уголовщину!

Моя любимая (которая ничего не знала о моих чувствах) накрывала на стол и выглядела вполне умиротворенной. Должно быть, впервые за два года она почувствовала себя в безопасности.

– Оля, ты не хотела бы встретиться с мужем? – спросил Ефим, и за этот дурацкий вопрос я чуть не ударил его по его круглой и полной счастья голове.

– Да мне все равно. Уверена, что он никогда не простит меня, да и мне не хочется уже досаждать ему. Надо бы нам развестись, и дело с концом, – улыбнулась, быть может, впервые моя любимая, чем, сама того не осознавая, сильно обрадовала меня. Мысленно я уже раздевал ее и целовал, словом, она, в этой длинной голубой рубашке и широких нелепых штанах, давно уже принадлежала мне, о чем сама, понятное дело, даже не догадывалась.

Однако, помня вкус новой гражданской жены Осипа Туманова, я понимал, что сам нейрохирург мог думать и чувствовать иначе. Больше того, я почему-то был уверен в обратном – что он давно уже простил свою легкомысленную птичку и готов принять ее, стоит ей только появиться перед ним. Кто знает, может, он на правах ее мужа сумеет уговорить ее вернуться к нему. Все-таки они не чужие люди. К тому же он любил ее. А может, и до сих пор любит. Возможно, это (гипотетически) самый лучший вариант для них обоих. Правда, тогда Туманову надо будет выдержать, пережить скандал со Второй Ольгой, которая так просто не пожелает с ним расстаться. Корыстная и лживая (такой она представилась мне тем солнечным утром), она потребует возмещения морального ущерба, и, скорее всего, это будет выражаться в круглой сумме. Если я только пойму, что Ольга примет решение вернуться к мужу, я, конечно, не стану ей препятствовать, помня о ее хрупкой нервной системе, и помогу ей в этом, продолжая, однако, любить ее. И помогу доктору Туманову избавиться от Второй Ольги.

Вот так, испытывая гордость за собственные благородные мысли и намерения, я и пережил тот знаменательный завтрак в загородном доме Кострова.

Знать бы тогда, что нас всех ожидало…

Я позвонил сыну (с трубки Кострова) и, с трудом скрывая волнение, сказал, что у меня к нему дело, очень важное, и он (я едва слышал его сонный голос в трубке) неожиданно легко и без лишних слов и сарказмов, как если бы между нами не было долгого периода молчания и ссоры, согласился встретиться со мной. Сердце мое радостно забилось. Я всегда верил, что когда-нибудь Гриша все же повзрослеет и поймет меня, простит. Хотя знать бы еще, за что он меня тогда так возненавидел? Думаю, что его накрутила моя жена Майя, наговорила ему лишнего, настроила против меня. Просто у них обоих было тогда большое горе – погибла Сонечка, невеста Гриши, а я, уже тогда находившийся в опале из-за романа с молоденькой и дурно воспитанной поэтессой, выглядел предателем.

Фима посоветовал нам встретиться в каком-нибудь неприметном месте, в маленьком и тихом кафе подальше от наших семейных квартир, за которыми, вполне возможно, была установлена слежка.

– А если и за Гришей следят?

– У Ракитина не так много людей, чтобы их всех занять твоей персоной. Думаю, что они следят за твоей квартирой, за домом в лесу. Возможно, прослушивают твой телефон.

Я приехал первый, за полчаса занял место в летнем кафе под зеленым полотняным тентом с видом на тихую улочку, неподалеку от Патриарших прудов, заказал себе кофе и стал ждать появления сына.

Сказать, что вина навалилась на меня, как каменная глыба, – это ничего не сказать. Шли минуты, и с приближением времени нашей встречи я начал испытывать жутчайшее волнение. Я вдруг увидел себя как бы глазами своего сына. Увидел практически молодого еще мужчину, законченного эгоиста, который никогда в жизни ни в чем себе не отказывал и которому повезло без особых хлопот жениться на красивой девушке Майе, которая родила ему чудесного здорового сына Гришу. Увидел такого летящего, с искусственной улыбкой на холеном лице сердцееда, приучившего свои руки уже автоматически раздевать и укладывать в койку хорошеньких женщин, сладкую добычу, доставляющую ему неслыханное наслаждение и одновременно поднимающую до небес его мужское эго. Приучивший себя воспринимать женщин как средство вдохновения, этот тип, как людоед, питался женскими страстями, любовями, сердцами, никогда не задумываясь о том, что кого-то их них он делает несчастными.