Любовь (не) делится на три (СИ)

Дышу. Беру себя в руки. Осматриваюсь. Никакой опасности нет. Надо всего лишь забрать цепочку. Отодвигаю ящик… и он оказывается пуст. Проверяю соседний. Тоже ничего. Может быть, горничная прихватила? Или Игорь забрал, когда помогал мне с вещами? Нужно позвонить ему, вероятно, он забыл отдать его мне или положил куда-то.

Но от звонка отвлекает внезапно хлопнувшая дверь. Я не закрыла ее?! Или… холодная дрожь сковывает тело. На негнущихся ногах иду в сторону входа, чтобы лицом к лицу встретиться с опасностью.

— Хм…

Несколько раз оглядываюсь, верчу головой как ненормальная. Меня потряхивает: слишком сильно накрутила себя. Так можно и заикаться начать… Хороша же буду — преподавательница иностранных языков, которая два слова связать не может. Начинаю нервно смеяться. А ведь это всего лишь сквозняк! Балкон распахнут, сама же открывала утром… Видимо, и дверь не захлопнула до конца, вот и результат.

 — Ну и трусиха, ты, Аделина Викторовна! Таких еще поискать! — ловлю отражение в зеркале и смеюсь сама над собой. Но смех быстро проходит, когда замечаю, что на ручке двери в туалет висит цепочка. Резко оборачиваюсь, пытаясь вспомнить, а была ли она там раньше?! Наверное… я ведь сразу кинулась проверять ящики.

Но в том, что я сама не могла повесить ее туда, сомневаться не приходится. Цепь порвана, а медальона нет… может быть, упал? Открываю дверь и вижу на полу осколки. Дорогая мне вещь растоптана! Стекло над фотографией безжалостно разбито и рассыпано по плитке.

Собираю то, что осталось от украшения. Это простое совпадение? Последствие удара о кафельный пол? Осматриваюсь и вижу на зеркале небольшую записку. На ней всего несколько слов, но от них мороз по коже. Можно не брать в руки, чтобы прочесть эту фразу:

«Не нужно переходить мне дорогу. Иначе будет только хуже».

Несколько секунд стою как вкопанная. Теперь становится ясно: в моем номере кто-то был. Тот, кто ударил меня по голове забрал ключ и пробрался сюда, чтобы оставить эту записку. А еще испортить мамин медальон.

Но чего он хочет? Фраза, нацарапанная на клочке бумаги слишком неоднозначная.

В голове роятся миллионы мыслей. Стоит ли мне вызвать полицию? Или лучше оставить все как есть и скорее бежать в новый номер?..

Страх все сильнее пробирается под кожу, потому хватаю остатки от медальона и на автомате срываю листок, после чего судорожно запихиваю его в карман халата. Забираю ключ и, не оглядываясь, бегу по коридору к себе в номер. Залезаю под одеяло и несколько минут привожу дыхание в порядок, унимаю дрожь в коленях и делаю все возможное, чтобы скорее заснуть.

Утром будет солнце, новый день и произошедшее уже не покажется таким ужасным.

Так и происходит. Наутро чувствую себя легче. Кто-то всего лишь хотел подшутить надо мной. Может быть, даже студент, которому я не поставила зачет. Да мало ли таких еще будет? А потому мне нужно показать, что со мной все в порядке. Пойти на работу и вести себя так, будто ничего не произошло. К тому же сегодня важное собрание. Мне нельзя его пропустить! А еще, предстоит внести аванс за жилье. Так много дел! Некогда разлеживаться…

Тщательно собираюсь: делаю макияж, легкую укладку, несколько раз наношу на запястья парфюм, чтобы создать вокруг себя соблазнительную дымку. Надеваю новое платье, немного легкомысленное, но сейчас же лето… И отправляюсь в университет.

11

Лекции проходят без происшествий. И я даже получаю несколько комплиментов от лиц мужского пола. Особенно приятно слышать это от нашего профессора, Виталия Борисовича, семидесятилетнего интеллигента, который всегда относился ко мне с теплотой.

— Аделина, сегодня вы особенно прекрасны! — говорит он поправляя очки.

— Спасибо.

— Полагаю, причина перемен — влюбленность? — делает хитрое лицо.

— Да. Знаете, на днях я полюбила себя, — смеюсь. Мы идем с ним под руку в сторону зала собраний. Размещаемся на свободных местах, здороваемся с коллегами. Я получаю еще несколько комплементов. Даже от женщин. Профессор шутит и мое настроение становится еще лучше. Ровно до тех пор, пока в зал не входит Вадим.

— Это кто? — шепотом спрашиваю у Виталия Борисовича.

— Как кто?! — поднимает брови. — Наш новый ректор. Суржевский, Вадим Эдуардович, — торжественно объявляет он, а мое сердце уходит в пятки.

Я не слышу приветственных слов, теряю нить сказанного, просто хлопаю глазами. А главное, очень жалею, что сижу на первом ряду. И будто специально внимание нового ректора сосредоточено на мне. Вернее, он умело держит публику. Что-то говорит, но я ощущаю на себе его пристальный взгляд. Такой, от которого пробирает до костей.

Но самое «приятное» начинается, когда на сцену снова выходит наш декан, чтобы сделать несколько заявлений. А Вадим спускается с кафедры и садится в зал. Естественно, на первый ряд. Что же ему, на последний идти?! Почти все места заняты…

Делаю вид, что мне все равно. А его рука ложится на общий подлокотник, касаясь моего плеча.