Ей было трудно просто так стоять на месте, и она стала искать новый объект для изучения. Увидев еще одну дверь, она решительно направилась к ней.
Едва заглянув в боковую комнату, она замерла на пороге. Это был кабинет. Она бросила на него беглый взгляд и поняла, что теперь действительно вторглась в святая святых. Начав пятиться, она уперлась спиной в грудь Дэвида. Его рука накрыла ее руку, и он подтолкнул ее вперед.
– Это твой дом, – сказал он. – Здесь для тебя нет закрытых дверей.
Дом. У нее не было дома с тех пор, как они бежали из Харклоу. Король и придворные постоянно переезжали из одного замка в другой, и она нигде не чувствовала себя дома, даже в Вестминстере. На протяжении пятнадцати лет она всюду ощущала себя гостьей.
Эта маленькая комната оказалась для нее открытой, но было очевидно, что для всех других сюда пути нет. К полкам не прикасалась рука домоправительницы, и на них лежал тонкий слой пыли. Ее взгляд задержался на небольшой картине в византийском стиле, соседствующей с прекрасной фигуркой из слоновой кости. У стены стояла старинная арфа. На полках – книги.
Большой стол был завален какими-то бумагами. Возле него стояло кресло, а под ним – небольшой сундук.
Уголком глаза она заметила, что на другой стене тоже были полки. Она повернулась и ахнула: прямо перед ней оказалось мужское лицо.
Дэвид засмеялся.
– Это удивительно, правда?
Ошеломленная, она приблизилась к полке. Лицо мужчины было высечено из мрамора и поражало своим реализмом. Тот, кто вытесал его, явно обладал божественным даром. Имитация кожи была столь полной, что, казалось, дотронешься – и почувствуешь ее тепло.
– Я нашел это в Риме, – объяснил он. – Среди древних руин. Она лежала под обломком колонны. Там много таких статуй. Целые фигуры. Я недавно видел несколько статуй в Реймсском соборе, они почти так же совершенны. Но к северу от Альп ничего подобного не встретишь.
Реймс, недалеко от Парижа. Что же он там делал? Глупый вопрос. Он ведь торговец.
– Ты сам вез ее домой?
– Нет, я подкупил Сиэга, – засмеялся он.
– Ты так любишь картины и скульптуры. Почему же ты не стал ваятелем или рисовальщиком?
– Потому что Дэвид Константин – торговец, а я был его учеником. Мальчиком я иногда болтался возле рисовальщиков и смотрел, как смешивают краски и рисуют.
Мастер терпел меня и даже показал, как изготавливать инструменты для рисования. Однако у судьбы были на меня иные виды, и я об этом не жалею.
Кристиана подошла к столу, на котором лежали бумаги с какими-то странными значками. Это оказалась карта. Дэвид делает карты?
Не сегодня, напомнила она себе.
Она снова обернулась к полкам с книгами.
– Могу я посмотреть одну из них?
– Которую?
– Самую большую.
Дэвид снял огромный фолиант и положил его на стол, прикрыв им загадочную карту. Кристиана села в кресло, осторожно открыла книгу и с удивлением уставилась на страницу, испещренную линиями и точками.
– Это язык сарацинов, Дэвид?
– Да. Там прекрасные рисунки. Смотри дальше. Она начала листать фолиант.
– Ты можешь это прочитать?
– Кое-что. Я так до конца и не научился хорошо читать на этом языке.
– Но ведь это запрещено, – с сомнением заметила Кристиана, зная, что церковь не одобряет определенные книги.
– Возможно.
Она наткнулась на одну из иллюстраций, действительно странную и прекрасную. Маленькие человечки в тюрбанах и причудливой одежде расположились на большом ковре, символизирующем мир.
– Ты научишь меня это читать?
– Если захочешь.
Он взял арфу и стал рассеянно перебирать струны. Инструмент издавал прелестные, нежные звуки. Она продолжала переворачивать страницы, время от времени оборачиваясь на Дэвида. Его пальцы, перебиравшие струны, извлекали щемящую душу мелодию.
В конце книги были вложены несколько отдельных страниц с рисунками, и Кристиана мгновенно поняла, что это рисовал он.
На двух небольших листочках были изображены лица двух женщин.
Одно из них особенно привлекло внимание Кристианы. Прекрасное и грустное, оно казалось ей неуловимо знакомым. Несомненно, это портрет его матери. Как-то жутковато было всматриваться в лицо умершей женщины, но Кристиана не могла оторвать взгляда.
– Ты расскажешь мне о ней?
– Когда-нибудь.
На втором рисунке была изображена восточная красавица с раскосыми глазами.
– Кто она? – Кристиана понимала, что, возможно, ее любопытство переходит границы дозволенного. Но женщина с портрета смотрела на нее столь уверенно, что трудно было удержаться.
– Я ее встретил в Александрии.
В обоих рисунках чувствовалось неравнодушие художника к натуре.
– Ты любил ее? – спросила Кристиана, сама слегка потрясенная своим напором. Но впрочем, это не слишком смутило ее: Дэвид уже не казался ей таким чужим.
– Нет. Я из-за нее едва не погиб. Но ее красота произвела на меня впечатление, как и твоя.
Что-то в его тихом голосе заставило Кристиану замереть. Она оторвалась от изображения женщины и перехватила его взгляд. Он смотрел на нее и ждал. Это у него хорошо получалось. Что-то в его взгляде и упрямо сжатых губах подсказало ей, что он не собирается ждать долго.