Любовь Орлова

Во время съемок «Цирка» Любовь Орлова встретила на студии Владимира Канделаки, своего партнера по концертному танцевальному номеру. Он по-прежнему работал в Музыкальной студии Немировича-Данченко и сейчас в соседнем павильоне снимался в фильме «Поколение победителей», где у него большая роль.

– Если согласишься сыграть в «Цирке» крошечный эпизод, я поговорю с мужем, – предложила она, имея в виду заключительную сцену, когда люди разных национальностей бережно передают друг другу чернокожего сынишку Марион и поют ему колыбельную песню.

Канделаки согласился и сыграл в предложенном эпизоде крохотную роль грузина. Его партнерами были известные в то время артисты – украинец Павел Герага, Лев Свердлин, изображавший лицо неопределенной среднеазиатской национальности, и евреи Соломон Михоэлс и Вениамин Зускин. Через десять лет, в период борьбы с «безродными космополитами», которая фактически была антисемитской кампанией, фрагмент с Михоэлсом и Зускиным вырезали, однако после смерти Сталина опять вернули.

Сама Орлова говорила, что сцена колыбельной для нее была самой сложной в фильме. Причин у этого несколько. Прежде всего, Александров требовал, чтобы она пела спящему у нее на руках ребенку. Как большинство мужчин, он слабо представлял себе, что такое малыш, так что в результате вся съемочная группа несколько часов ждала, пока ребенок настолько устанет, что заснет в шумном, ярко освещенном павильоне киностудии.

«Чтобы маленький Джимми не проснулся и не разревелся во время съемок, в ход пустили довольно сложную систему сигнализации жестами, – пишет Дмитрий Щеглов. – Вокруг посапывающего на руках Мэри мулатика бесшумно и плавно перемещались ассистенты и операторы, размахивали руками актеры; едва слышалась фонограмма, под которую шла съемка, и Орлова шепотом скорее обозначала, чем выговаривала, слова колыбельной: “Спи, мой беби, сладко, сладко”…»

Между прочим, найти черного ребенка в Советском Союзе удалось не сразу. Международные фестивали молодежи и студентов, после которых в Москве рождались разно цветные малыши, еще не проводились. Александровские ассистенты облазили цыганские таборы под Москвой – подумывали о перекраске какого-нибудь маленького цыганенка с вьющимися волосами, но вовремя появившаяся чета Паттерсонов согласилась на участие в съемках их маленького сына Джимми.

Во-вторых, Дунаевский настаивал на определенном звучании песни. Даже отдыхая в Ялте, он все время обдумывал музыку к фильму. «Проверяя колыбельную из “Цирка”, я прихожу еще раз к убеждению полной необходимости низкого звучания голоса, – писал он. – Пусть это и трудно для связок Л. П., но достигает цели целиком и категорически. Конечно, я вовсе не делаю отсюда никакого принципа. Но где нужен интим, теплота, там высокий регистр мешает; он придает нарочитый концертный характер».

Ну и, наконец, была еще проблема акцента. По сценарию Марион Диксон должна была говорить по-русски чисто, но с акцентом и временами подбирая неправильные слова. Ну, текст ей, конечно, написали, а вот акцент пришлось разрабатывать самой. Тут Орловой очень помог Ллойд Паттерсон – отец двухлетнего чернокожего Джима, «сыгравшего» в «Цирке» сынишку главной героини. Паттерсон только недавно эмигрировал из США и еще плохо знал русский язык. Орлова с ним подолгу разговаривала, прислушивалась и старалась копировать его произношение. Но если в речи оно ей далось достаточно легко, то сохранить акцент в песнях было труднее. В некоторых сценах, например, когда Марион напевает «Широка страна моя родная», Ллойд Паттерсон стоял рядом с режиссером и оператором и выполнял в некотором роде суфлерские функции – произносил некоторые слова из песни, чтобы Орлова слышала, как они должны звучать с акцентом, и копировала их.