Любовь, похожая на смерть

Сидевший рядом Толик Тузенко, обычно болтливый, за ночь не сказал и сотни слов, впав в состояние напряженного ожидания. Эльдар тоже помалкивал. Он не дремал, а следил за дорогой и большим экраном навигационной системы, где автомобиль Радченко был обозначен красной мигающей точкой, а их машина – темным квадратиком. Иногда он, не зажигая верхнего света, чтобы не мешать водителю, включал фонарик и сверялся с картой, разложенной на коленях. Карандашом что-то помечал на бумаге и шептал себе под нос:

– Так-так… Ну, хрендец вам.

Первую остановку сделали на бензоколонке. Вторую – возле закусочной в пятидесяти километрах от большого города. Втроем вышли из машины, чтобы немного размяться, взяли вчерашние пироги с капустой, не первой свежести бутерброды и воду в больших бутылках. Вторая машина, которую вел Паша Пулемет, здорово отстала. Но теперь это не имело большого значения – главное, беглецы нашлись. Они рядом. Гурский сел за руль, засунул в рот пирог и рванул машину так, что пыль поднялась облаком. Он вытер губы рукавом и горестно вздохнул.

– Скудный завтрак старика. Да… Так когда-то написал один поэт. Впрочем, поэт не самый великий. И завтрак не самый скудный. Да и я еще не старик.

Некоторое время ехали молча, словно переосмысливая исполненную глубины поэтическую строфу. Нарушил молчание тот же Гурский.

– Вот они, а вот мы, – он ткнул жирным пальцем в экран навигационной системы. – Тачка стоит без движения где-то в городе. Уже добрых полчаса стоит. Эти ребята ехали всю ночь, но к утру выдохлись. Свернули в город и решили передохнуть. Отлично, пусть отдыхают.

– Я ведь родом из этих мест, – сказал сидевший рядом Толик Тузенко. – В школу тут ходил до восьмого класса. Потом доучивался в училище, получил профессию. Да.

– Продавца арбузов? – подал голос Эльдар.

– Помню, отца хотели в Москву перевести, – Туз не заметил последней реплики. – На высокую должность, да. Я к тому времени получил взрослый разряд по боксу. Меня собирались загрести в армию, но угодил я в тюрьму. Менты как-то пронюхали, что наши спортсмены наезжали на коммерсантов, вымогали деньги. Одного дружбана до смерти зашибли. Ну, короче… Вспоминать не хочется. Ошибки молодости. Так что город я знаю как свои пять. Даже лучше. Я так понимаю, джип стоит в районе центрального рынка. Ну-ка, дай.

Он обернулся назад, взял карту и пару минут водил по бумаге длинным ногтем, поглядывал на экран навигационной системы и наконец сделал окончательный вывод:

– Они на рыночной площади. А мы там будем через час с небольшим.

* * *

Уже наступил полдень, когда Юрий Девяткин и сопровождавший его старший лейтенант Лебедев добрались до поселка Дачное. Проехали вдоль первой от шоссе улицы и, повернув направо, оказались у приземистого здания поселкового совета. Здесь благоухала на всю округу круглая клумба с пестрыми бело-розовыми цветами. Посередине клумбы на мягкой прогретой солнцем земле спал пьяный. Еще пара поворотов, и машина остановилась у низкого забора, где на почтовом ящике краской написали номер дома. Ошибки нет, здесь живет Нина Сергеевна Панич, вдова, пятидесяти восьми лет, в прошлом работница химической фабрики «Смена». Ее дочь Вера, если верить заявлению матери, бесследно пропала около двух недель назад.

Милиционеры вышли из машины, толкнули незапертую калитку и оказались на участке, где перед домом с застекленной верандой раскидала корявые ветки старая верба. Девяткин первым поднялся на крыльцо, хотел постучать в дверь, но тут на веранде появилась невысокая женщина лет шестидесяти, одетая в застиранное ситцевое платье. Волосы с проседью зачесаны на затылок, большие глаза глядят на мир удивленно, а острый нос напоминает о том, что женщина любопытна и разговорчива.

– Тут не закрыто, – сказала Панич и распахнула дверь, не спросив, кто пришел. – Вы по поводу Веры, моей дочери? Из милиции, да? – Женщина пристально смотрела на Девяткина, безошибочно угадав в нем начальника. – Есть новости?

– Подождите, не все сразу, – нахмурился Девяткин. – Я отвечу на вопросы. На некоторые вопросы… Но сначала давайте хоть в дом пройдем.

Он хотел сказать, что плохие известия надо выслушивать сидя на стуле, чтобы не упасть в обморок и не повредить при падении голову. Но промолчал. Хозяйка провела милиционеров в комнату, просторную и чистую, окна выходили на задний двор, где прямо под окном красовалась застекленная теплица, где разрослись кусты помидоров.

Расселись за круглым столом. Девяткин представился, предъявил служебное удостоверение. Затем неторопливо расстегнул толстую папку и стал перебирать бесполезные бумажки. Он тянул время, решая про себя, как начать разговор: подойти к теме издалека или выложить факты сразу, без лишних слов. Девяткин выбрал последний вариант, по опыту зная, что пространные разговоры только пугают людей. Лебедев с отрешенным видом смотрел в потолок; хозяйка, поглядывая на Девяткина и волнуясь, теребила пальцами край белой скатерти.