Любовь против правил

Минутой раньше Милли чувствовала себя на небесах, теперь она оказалась в темнице, закованная в кандалы. Ей стоило больших усилий заставить себя нормально поесть. Она понимала, что необходимо сохранять спокойствие, ничем не выдавать своих истинных чувств. Возможно, она слишком переусердствовала как со своей недавней эйфорией, так и со сменившим ее отчаянием. Истина, вероятно, находилась где-то посередине. Их любовный акт в его кабинете не был так уж значителен, как она вообразила. И отсутствие Фица этим вечером тоже ни о чем не говорит.

Он обязательно вернется ночью. И снова придет к ней.

Одиннадцать часов вечера. Полночь. Час ночи.

Он весело проводит время с друзьями. Ее это радует. А впрочем, почему это должно ее радовать? Его друзья никуда не денутся. Они так и останутся его друзьями, даже когда он состарится и поседеет. У нее же осталось меньше шести месяцев, а он предпочел проводить время где-то на стороне.

Шесть месяцев. Боже милостивый, только не это. Всего несколько часов назад она думала, что они станут наслаждаться друг другом всю оставшуюся жизнь.

Как быстро счастье рассыпалось в прах!

Фиц вошел в свою комнату в четверть второго. В половине второго свет в его спальне погас, и он отправился прямиком в постель.

Не следовало ей быть такой ненасытной. Она уже один раз была с ним в этот день. К чему такая ненасытность?

Но она желала гораздо большего. Больше этих жарких наслаждений, больше неистовой жажды в его глазах, больше ощущения этой неописуемой близости, тесной телесной связи, подобных которым она не испытывала никогда в жизни.

Они стали добрыми близкими друзьями, разве нет? Лучшими друзьями. Ей следовало бы без стеснения войти к нему в комнату и спросить о причинах отсутствия этим вечером — и причине его отсутствия в ее постели.

Но Милли не могла. Ей стало казаться, что их так называемая дружба была лишь притворством. По крайней мере, с ее стороны. Она служила прикрытием для ее истинных чувств. Слабым утешением в том, что она для него не единственная на этом свете. По-настоящему он любил другую.

Глава 17

После восьми совместно прожитых лет как могла женщина до такой степени занимать все мысли мужчины целую ночь?

И почему это не могло быть простой похотью, зудом, который можно удовлетворить без особого напряжения?

Но нет, Фиц чувствовал, будто его разделили надвое и его вторая половина покоилась по другую сторону двери. Но он не мог открыть дверь, войти к ней и снова стать целым. Он мог только без сна ожидать окончания ночи.

Утром он отправился на верховую прогулку, затем неспешно принял ванну и переоделся. Когда он наконец спустился к завтраку, Милли должна была уже давно уйти. Но она все еще сидела там, на своем обычном месте. Перед ней на столе — кипа писем и все еще дымящаяся чашка чая.

Когда-то очень давно он ужасно боялся этого — перспективы сидеть напротив нее всю жизнь за бесчисленным количеством завтраков. Теперь он не знал ничего более приятного. Она стала жизненно необходимой ему, как хлеб, вода и свет.

— Доброе утро.

Милли подняла на него взгляд, но не улыбнулась.

— Доброе утро.

Она думала, что он отверг ее. Но это было не так. Он просто отступил, потому что больше не мог с чистой совестью продолжать обманывать ее — или себя.

— Вам пришло письмо от миссис Энглвуд, — сказала она.

Этого следовало ожидать. Он вытащил письмо и распечатал его.

— Она вернулась в город.

На несколько дней раньше срока. Это тоже не явилось полной неожиданностью.

— Она захочет увидеться с вами, — спокойно напомнила его жена.

— Да. Я навещу ее днем. — Фиц отхлебнул глоток кофе. — А что вы собираетесь делать сегодня?

— Ничего особенного. Загляну к Венеции после полудня.

Как он завидовал Венеции!

— Я уверен, что она будет рада вас видеть.

— Как и миссис Энглвуд вас. — Милли встала. — Доброго вам дня.

В гостиной Изабелл было трудно дышать.

Так не должно было быть. Фиц не сомневался, что дом хорошо проветрили. К тому же утром прошел дождь. Теперь небо прояснилось, и окно было открыто. Легкие белые летние занавески слегка колыхались на слабом ветерке.

Однако он чувствовал себя так, будто его заперли в шкафу.

Изабелл без умолку рассказывала о своей сестре, о племяннице, о своих детях, оживленно жестикулируя, — словно движениями своих рук могла достаточно всколыхнуть воздух, чтобы спасти его от удушья. Словно знала, что в ее доме не хватает воздуха для его легких.

— Из всего, что вы рассказали, видно, что вы хорошо провели время в Абердине, — сказал он. — Вам следовало бы остаться там дольше.

«Зачем ты вернулась так скоро?»

— Я скучала без вас. Это так понятно.

Изабелл подождала немного, ожидая, что он повторит это утверждение. Когда он промолчал, на миг ему показалось, что она намерена прямо спросить, разделяет ли он ее чувства. И что ему делать, если она спросит? Он не умел лгать. Он пытался думать о ней, но в конечном итоге все его мысли занимала Милли.

Милли, его главная опора, его утешение, его желанная подруга на брачном ложе.