Любовь.ru

Знаете, а я ведь искренне верил в то, что не все Женщины подобны шекспировской Гертруде, которая, не износивши башмаков после смерти мужа, стала супругой его родного брата. Я хотел расска­зать ей все. Не Гертруде, разумеется, женщине, которая показалась мне не такой, как все прочие. Выть может, она поняла бы, что я не так уж и виноват. Мы могли бы найти утешение в общении друг с другом. Разве я хотел большего? Мне так нравилось слушать ее голос. Ровный, негромкий голос, кото­рый очень успокаивал, когда было особенно плохо. Теперь же мне хочется сделать ей очень и очень больно.

Разве вам знакомо это чувство? Когда в груди невыносимо печет, будто сердце оттуда вынули, а раскаленный уголь вложили. И он все "время тлеет, тлеет и тлеет. А внутри все чернеет и тоже посте­пенно обугливается. Со мной уже было один раз та­кое. Обида. Жгучая обида на весь свет, хотя виноват один только человек. Но его больше нет, а женщина эта есть, и что мне с ней прикажете делать?

Вы все еще не догадываетесь? Тогда давайте с самого начала.

Первый раз я увидел вас на автобусной оста­новке, когда следил за своим врагом. Вы сели в его машину, не в мою. Я понимал, что вы замерзли. Но я так и не мог понять, почему вы вышли за него замуж через такой короткий срок. Что вы о нем знали? Ничего, ровным счетом ничего. Потом он "заставил вас сменить место работы. В этом был один положительный момент: вы стали для меня доступны. И я придумал себе маленький комплекс: любить вас издалека, это я заметил, что ваши глаза цвета янтарных капелек сосновой смолы, выступающие на сосновой коре, в том месте, где... Ну, дальше вы все уже и так знаете, повторяться не буду.

Мне долгое время хотелось рассказать вам прав­ду о вашем муже. Но и теперь я, пожалуй, подожду. Эта правда мне еще пригодится.

Скажите, как и почему в вашей жизни появился тот, другой? Тоже от одиночества? Или потому, что женщины вроде вас не умеют противостоять синеглазым нахалам? Я не ошибаюсь? У него ведь синие глаза? А у меня голубые, помните? Или вам это все равно?

Придется доказать вам, что города берет не сме­лость, не нахальство, а ум. Эту партию мы еще не доиграли. Догадайтесь, где сейчас ваш новый муж­чина и где я?

Люба вскочила, и начала лихорадочно искать тот клочок бумажки, на котором записал свой ра­бочий телефон Стае. Нашла.

—  Капитана Самохвалова, будьте добры.

—  Его нет. Что-нибудь передать?

—  А где он?

—  Уехал на задание, — раздался в трубке раскатистый смешок. — Вы по личному вопросу, что ли, девушка?

—  По личному.

—  Тогда ничем не могу вам помочь.

Она положила трубку. Потом сказала вслух:

—  Думай, дурочка, думай. «Где сейчас ваш новый мужчина и где я?»

Она снова кинулась к компьютеру. Хорошо, что все послания сохранила, не стала удалять. Вот оно то, что нужно. 722-21-77.

—  Алло. Говорите.

—  Стае, это ты?

—  А ты думала, девушка, которая принимает заказы на доставку горячей пиццы?

—  Но как же...

—  У него определитель номера был. Когда ты заказывала пиццу, включался автоответчики за­писывал твой заказ.

—  Он там?

—  Нет. Съехал с квартиры. Похоже, только что. Умный, черт.

—  А ты как там оказался?

—  Слушай, я сейчас забегу, тут близко. Со­седний дом. Ты дверь-то откроешь?

—  Мне опять страшно.

—  Ну-ну, перестань. По крайней мере, он теперь не Ромео, не темная лошадка, а Алексей Градов, брюнет с голубыми глазами, двадцати восьми лет. Это уже приметы. Жди, я сейчас. Люба?

—  Да?

—  Целую.

Все равно она вздрогнула, когда раздался зво­нок в дверь. Как же близко он, оказывается, был целых два раза! И как было просто заставить от­крыть дверь: подбросить ей номер собственного телефона, как тот, по которому можно заказать на дом горячую пиццу. Ведь если бы не Стае...

—  Люба, это я.

—  Сейчас, сейчас.

Она завозилась с замком. Руки не слушались, а пальцы почти не гнулись. Он первым делом на­чал мять эти ее негнущиеся пальцы.

—  Страшно? Похоже, он действительно су­ществует, твой Ромео. Теперь его надо искать. Ценный свидетель. Что у тебя с руками? На ули­це жара.

—  Как ты оказался в его квартире?

—  Ну не такой уж я и тупой мент.

—  Останешься сегодня?

—  Теперь сама этого хочешь, да?

—  Почему он вдруг мне во всем признался?

—  Как признался?

—  Он послал письмо. Там, в компьютере. Стае прошел в комнату. Люба открыла ему последнее сообщение от Клауса. Стае читал его долго. Прочитав, сидел и молчал, минут десять смотрел в одну точку. Люба боялась пошевелить­ся. Наконец он сказал:

—  Очень интересно. Спрашиваешь, почему я вдруг оказался в его квартире? Я встретился с Дмитрием Ивановым, и мы долго беседовали.

—  Боже! Когда?!

—  Сегодня. Часа в два мы с ним встретились. На нейтральной территории, как он просил. И я понял, что его брат, Сергей Иванов, здесь вообще ни при чем. Напрасно я его подозревал. Он никого не убивал, никого не преследовал... Помнишь, ты меня просила проверить алиби Алексея Градова?

—  Да. Его, Сергея Иванова и Стрельцова Пав­ла Петровича?