Любовь русалки

Аполлинария Николаевна принялась искать дочь сразу после её исчезновения. Поиски были далеко не беспредметными: мать знала, по какой дороге Устинья обычно ходила с работы. Кроме того, нашлись знакомые, сказавшие, что видели девушку, склонявшуюся к речке с моста. Печальный вывод напросился сразу: Устинья либо утонула, сорвавшись, либо бросилась туда намеренно.

– Ну, в это я не верю, – молвила несчастная женщина и пошла в церковь заказывать по дочке заочное отпевание. Немолодой священник поначалу отказался отпевать утопленницу.

– Батюшка, Утенька никогда бы такое не сделала, – убеждённо говорила мать, – она всегда там ходила. Расстроена была да и чувствовала себя, видимо, плохо, и…

Аполлинария Николаевна приложила к глазам платочек. Несмотря на постигшее её горе, она сохраняла удивительное спокойствие, и во взоре её светилась такая уверенность в чем-то хорошем – даже после трагического финала. Проникнувшись теплотой к этой женщине, священник сказал:

–Ладно, сделаю, но смотри, это на твоей совести будет.

И отслужил службу по новопреставленной рабе Божией Иустине.

5

В тихую летнюю ночь Устинья вышла из воды. Светила луна, и до безобразия загрязнённая речка ловила этот свет. Девушка обернулась на город и увидела очертания старого завода. Мирно шелестел камыш, где-то кричала разбуженная птица.

В небольшом овражке на бережку Устинья породила своё дитя. Луна совершенно освободилась от туч, и молодая женщина смогла полюбоваться сыном. Он был бел, как лунный лучик, а волосики у него были золотистые.

Устинья покормила мальчика. Он заснул. А молодая мать не хотела отпускать его от себя. Но время истекало. Где-то сонно закудахтали куры – на этом берегу городской речки было немало частных домиков. Пора было уходить.

Устинья завернула малыша в подол рубашки и вынесла из оврага. Она положила его у самого берега в густой камыш. Последний взглянула в лицо ребёнка и поцеловала нежную щёчку.

– Прощай, моя радость, – тихо сказала Устинья и вошла в воду.

6

А поиски продолжались. На этом настаивала мать Устиньи. И странно было, что в заваленной всяким хламом речке с медленным течением никак не могли найти тело. Наверное, уже смысла не было, но глаза Аполлинарии Николаевны горели таким упрямством и надеждой, как будто она точно знала, что всё это не зря. Её убеждали прекратить поиски, её утешали, искренне сочувствовали её беде, но она оставалась непреклонной и дивно-спокойной. И долго ходила по берегу немолодая женщина, словно ожидая получить от погибшей дочери некий знак.

Однажды она также стояла, отрешённо наблюдая за поисковыми работами. Как вдруг к ней вышел молодой спасатель. На руках он держал свёрток, в котором угадывался ребёнок. А от дежурившей «скорой» к нему уже спешил врач.

– Да это же новорождённый ребёнок! – воскликнул он, – живой! Бедный малыш! И он спит, и спит спокойно! Как странно. Но откуда он здесь?

– Дайте мне взглянуть, – попросила Аполлинария Николаевна, подойдя поближе.

Впервые за много дней она улыбнулась.

– Вот и славно, – сказала она как бы про себя, – это будет мой ребёночек.

– Ну, что Вы, Аполлинария Николаевна, – заговорил врач, – успокойтесь, мы Вас отлично понимаем.

– Это Утенькин ребёнок, – не слушая, сказала женщина и выхватила крошку из рук спасателя.

– Да это невозможно! – возразил врач, – она два месяца назад исчезла, а ребёнку этому меньше суток.

Аполлинария Николаевна подняла глаза:

– И каким образом он мог выжить здесь?

– Не знаю, – растерялся врач.

Мальчик приоткрыл глаза. Аполлинария Николаевна нежно заворковала над ним.

–А я знаю, – после паузы сказала она, – его родила моя Уточка. Лежать в такой грязи и выжить! И посмотрите, ведь у него даже пупочек не воспалился!

–Да, ребёнок, судя по виду, абсолютно здоров, – задумчиво ответил врач, – но всё равно его нужно обследовать в стационаре.

Аполлинария Николаевна рассмеялась.

–Да обследуйте вы где хотите! Это мой малыш и я забираю его себе.

И, обратившись к ребёнку, она сказала:

– Ну что, мой сладкий? Такой беленький, да разве он может быть не моим внуком?

– Невозможно, – прошептал сухонький врач, – но, простите, дорогая моя, я всё понимаю, но ваш возраст? Боюсь, что вам не разрешат его усыновить.

Аполлинарии Николаевне было чуть больше пятидесяти, однако это была сильная и умная женщина.

– Это мой внук, – уверенно сказала она, – какие ещё нужны разрешения?

– Есть порядок усыновления, – робко пискнул врач.

– А я не собираюсь его усыновлять, – отрезала та, – просто хочу взять как внука. Что тут не ясно?

– Хорошо-хорошо, – робко закивал врач, – делайте, как знаете, я здесь не разбираюсь.

Аполлинария Николаевна смерила его высокомерным взглядом.

Она оказалась права. Ей не пришлось столкнуться ни с одним бюрократическим препятствием. Словно кто-то незримо вёл осиротевшую мать, своевременно разравнивая дорогу. Её назначили опекуном над мальчиком, которого она назвала Платоном.

Крестил ребёнка тот же священник, что отпевал Иустину. Узнав, что малыш был обретен у берега, он удивлённо покачал годовой и отчего-то грустно улыбнулся.

7