Любовь с первого взгляда

– Следующий номер – девять! – объявила Мэриан, прервав его мысль, и Уилл решил воспользоваться последним шансом уйти, пока не началось выступление. Он поговорит с Норой потом, может быть, даже подождет ее на балконе рано утром, когда закончит работу на сегодня.

Но тут он увидел, как девушка встала с места, робко помахивая своим листком. Значит, номер девять.

– Милая Нора, – сказала Мэриан, приглашая ее к микрофону и приобнимая за плечи. – Нора прочитала здесь свое первое стихотворение, когда ей было всего десять.

Все поприветствовали эту новость щелчками. Даже через весь двор Уиллу показалось, что она краснеет от смущения. Нора наклонила голову, перекидывая косу на плечо, и улыбнулась Мэриан. Когда женщина заняла свое место, девушка шагнула к микрофону, одной рукой поправляя верх своего красивого сарафана с опущенными плечами.

«Она словно само лето», – подумал он, поняв, что поэтической хрени с него уже хватит.

Джона снова фыркнул. Либо у него проблемы с верхними дыхательными путями, либо он умеет читать мысли Уилла.

– Она впервые за долгое время решилась сама.

– Что?

Старик кивнул в сторону микрофона.

– Последние годы она читала стихи с Лидией, своей бабушкой.

– А, – ответил Уилл, теперь он пристальнее наблюдал за Норой: как она поиграла ленточкой у свертка, как колыхался подол ее сарафана, словно она переминалась с ноги на ногу.

Она нервничала.

Уилл почесал грудь. Кинул взгляд на Джону, а тот снова фыркнул.

– Итак, – мягко произнесла Нора в микрофон, разворачивая листок. – Оу.

Повисла долгая пауза, и Уилл покосился на Джону, затем на затылок Мэриан Гуднайт в первом ряду. Ей всегда надо столько времени, чтобы начать?

Нора покашляла, из-за микрофона звук вышел слишком громким.

– Ой, – произнесла она, и кто-то защелкал в знак воодушевления.

– Скажи, что ты пас, – пробубнил Уилл на выдохе и посмотрел на Джону, надеясь, что тот не расслышал.

Нора подняла взгляд, и Уилл заметил перемену в ее улыбке, ведь он весь вечер наблюдал за ней благодаря их мелочному соревнованию.

– У меня стихотворение Мэри Оливер, – произнесла она наконец. – Оно называется «Летний день».

Она начала читать, сделав перед этим глубокий вдох, и Уилл понял, что стоит затаив дыхание. Может, сам он ни капли не понял из стихотворения, пока стоял на сцене, но, когда читала она, он ловил каждое слово. Он слушал, как Нора читает о наблюдении за кузнечиком, о сидении на коленях в траве, о приятном безделье, о том, как все в конце концов и слишком рано умирает.

Закончив, она снова робко улыбнулась, сделала забавный мини-реверанс, и среди щелчков раздался смех, а Уилл наконец выдохнул. Казалось, все было в порядке: она позвала Мэриан обратно к микрофону, похлопала Эмили по плечу, взяла что-то с подноса, предложенного миссис Салас.

Но не вернулась на свое место.

Нора отошла в сторону и постояла там несколько секунд, но напряженная и хрупкая улыбка не сходила у нее с лица. Она словно ждала чего-то, и, когда Мэриан объявила, что настало время оригинальных композиций, Уилл понял, чего именно.

Она ждала, когда все отвлекутся. Ждала возможности уйти. Когда Мэриан пригласила к микрофону первого поэта за вечер, Нора не стала ее упускать.

Не прошло и минуты, как Уилл последовал за ней.

♥ ♥ ♥

Она не успела уйти далеко.

Он застал ее в вестибюле здания, где маленькие серебристые почтовые ящики сияли россыпью огней от висящей слишком низко люстры; где обои – стоит признать – в это время суток были скорее оттенка благородного металла, нежели горчицы. Она стояла спиной к нему и, слегка ссутулив обнаженные плечи, смотрела на входную дверь. Венка на ее голове уже не было – он болтался в ее опущенной вдоль тела руке. Но даже в этой пораженческой позе она казалась такой яркой – салатовый сарафан контрастировал с блеклым, старомодным оформлением вестибюля, венок в руке спасал от затхлого запаха.

– Эй, – мягко позвал он, боясь ее напугать.

Ее плечи тут же распрямились, она приподняла руку, а он перевел взгляд на ее отражение в стеклянной двери и увидел, как она, уменьшенная и едва заметная, провела пальцем под глазом.

Он шагнул к ней.

Но она развернулась к нему, вновь улыбаясь с гордо поднятым подбородком, венок чуть раскачивался у нее в руке.

Его это просто взбесило. Он уже наигрался за этот вечер и не хотел думать о том, почему отсутствие у Норы улыбки означало бы перемирие.

– Ой, привет! – воскликнула она тем же высоким и фальшиво-радостным тоном, каким встретила его в начале вечера. – Мне нужен был воздух.

Уилл молча наблюдал, как до нее доходит смысл собственных слов. Пауза, недоумение… почти неуловимая на лице досада.

– Эм… я про комнатный воздух. – Она снова поправила резинку, удерживающую на груди ее сарафан. – Наслаждаетесь вечером?

Он снова не ответил, потому что не знал, что сказать. Он вроде как наслаждался, пока не увидел ее такой – съежившейся, робкой, улыбающейся.

Она прочистила горло.