— Твою мать! — выругался он, приложив пальцы к шее мужчины. — Живой! Гаврила, вызывай «Скорую». Подождем, когда они приедут, и свалим. Хотя хер с ними! Он подохнет, пока они сюда доберутся до этого сраного района! — Борис легко поднял Дмитрия и осторожно уложил его на заднее сиденье. — Звони Резо, пусть он придумает, куда этого определить…
Глава 30
— Шахматная партия всегда проходит в три этапа, — объяснял Алексей Лазревич внимательно слушавшей его внучке. — Дебют, миттельшпиль и эндшпиль. Дебют — это начальная стадия игры, основная задача которой — грамотно подготовиться к столкновению. Существует множество вариантов дебюта, но сейчас я не стану заострять на этом внимание, лишь объясню тебе теорию без особых подробностей. Миттельшпиль — самая ответственная часть партии, потому что именно в это время происходят основные события. В этой части много атак, контратак, маневрирования. Борьба идет за центр доски, поэтому ведется соперничество за ключевые пункты. Ну, и наконец, эндшпиль — концовка. К этому времени на доске уже мало фигур, роль пешек и короля мгновенно возрастает, часто появляется важная стратегическая цель — провести пешку в ферзи, чтобы получить материальный перевес и соответственно выиграть.
— А бывают такие ситуации, когда победа невозможна для обеих сторон? — вдруг спросила Ирина.
Алексей Лазаревич погладил внучку по щеке.
— Конечно, — сказал он, — в этом случае заключается ничья.
— Совсем как в жизни, — произнесла Ирина.
— Ты сравнила шахматы с реальностью? — улыбнулся профессор. — Не допускай такой ошибки. Жизнь не похожа на шахматы, скорее наоборот, шахматы — слабая модель жизни. Не веришь? — спросил он у удивленной Ирины. — Объясню. В шахматах не происходит развитие фигур, разве что пешка становится ферзем. Здесь существует явный противник, и ты четко видишь, кто твой союзник, а кто играет против тебя. В настоящей жизни такое случается очень редко, и порою сложно понять, кто твой друг, а кто — враг. В шахматах все зависит от количества просчитанных ходов, а в жизни многое происходит благодаря случаю. Конечно, можно кое-что просчитать заранее, но не всегда твои планы осуществляются так, как ты этого хочешь.
— В шахматах есть правила, они не меняются и одинаковы для всех, — задумчиво добавила Ирина. — А в жизни правил нет. В жизни можно долго и упорно делать ошибки, и тебя за них никто не накажет, а в шахматах — один просчет, и ты повержен.
— Чувствую, что ты станешь опасным противником, — рассмеялся Алексей Лазаревич. — Ты уже понимаешь, что такое игра, а это о многом говорит.
— Дед, а почему королева считается самой старшей фигурой на доске?
— Она не старшая. Самый старший — король. Но ферзь — самая сильная фигура, потому что он имеет множество возможностей для маневра. Ферзь, можно сказать, полководец. Министр обороны.
Ирина поднялась с кресла и с грустью посмотрела на шахматную доску. Где-то в центре стояла она, пешка, и отчаянно стремилась стать королевой, потому что, только став такой же сильной, как атакующий ее враг, можно победить. А вокруг шла борьба, фигурки одна за другой исчезали с позиций, поле битвы редело. Белая королева, начавшая партию, медленно, но успешно шла к своей цели. Она все просчитала и была уверена в победе.
— Дедушка, не обижайся, но я никогда не стану твоим соперником, — сказала Ирина.
— Обижаться? Наоборот, я рад. Не хочу, чтобы ты воевала против меня.
— Ты не понял…
— Как же?! Ты имеешь в виду, что уроки игры в шахматы закончились, едва успев начаться?
Ирина улыбнулась и, подойдя к старику, обняла его за плечи.
— Это слишком сложно для меня, — со вздохом, словно делая самое важное признание в своей жизни, произнесла она.
— Похоже, что лучшего соперника, чем Таисия, мне не найти, — дед нежно похлопал ее по руке и усадил себе на колени. — Эта девочка стала бы великим гроссмейстером, если бы не распылялась и уделяла шахматам должное внимание. Знаешь, больше всего я не любил, когда она загоняла меня в угол, ставила в такую позицию, когда я вынужден был пассивно ожидать поражения. Гадкое ощущение: все видишь, а сделать ничего не можешь.
Ирина прижалась лбом к плечу деда, чтобы спрятать слезы.
— Не в то русло она направила свою энергию, — глухо сказала она и услышала, как дед рассмеялся.
— Тая напоминает мне Людмилу в юности, — сказал Алексей Лазаревич. — Такая же неудержимая и резкая. Столько страсти, которая неизвестно куда ушла, исчезла, оставив лишь оболочку. А она ведь когда-то много смеялась, такая озорная была, бойкая…
Ирина поняла, что дед плавно перешел к разговору о ее матери.
— В моих глазах Людмила была злой, — сказала Ирина. — Жаль, что я не знала ее другой.
— И я жалею, что не смог помочь ей выкарабкаться из той ямы, в которой она оказалась.
— Дедушка, — с надеждой произнесла Ирина, — теперь, когда мы остались одни, может, ты согласишься переехать ко мне в Брайтон? Я не хочу, чтобы ты оставался в Москве. Хочу, чтобы ты был рядом со мной. Только не говори, что не можешь уехать потому, что здесь похоронены мама и бабушка! Это неубедительный довод.