Любовь с условием и без…

– Эй, Яра, каких ты девок сюда пускаешь?– возмущенно крикнул бритоголовый.

Ярослав тут же оглянулся на стол, сразу отключил телефон и напряженно посмотрел мне в лицо.

Я подумала: хорошо бы ему вспомнить мое первое условие.

– Я что-то не понял?– недоуменно проговорил он, вопросительно подняв брови.

– Яра, да сядь. Цыпа почти готова для нас танцевать,– засмеялся один из джентльменов.

– Ну, пошла, пошла,– подогнал бритоголовый.

Пожилой только укоряюще покачал головой и откинулся на спинку стула.

– Макс, ты чего?!– возмутился Ярослав, и его буквально затрясло то ли от страха потерять свой миллион, то ли от оскорбления его «благородных чуйств».

Но не успел он продолжить, как я перебила его:

– Да, я буду танцевать для этих господ.

– Я не думаю!– взял за руку он.

– А ты не думай! Смотри!– съязвила я.– Я уж станцую, чтобы они слюнки-то свои утерли!

– Так, черт возьми, что происходит?! Кто-нибудь мне объяснит?– возмутился Ярослав.

Но кто-то из его друзей дернул его за пиджак и усадил на то место, где недавно сидела я.

– А где же деньги, господа? Вы обещали хорошо заплатить?

Лицо Ярослава вытянулось и побелело от злости. Или от чего там еще оно могло побелеть?

– Боря,– обратилась я к бармену,– что пьют эти господа?

– Текилу и виски,– ответил тот.

– Тогда на все, пусть запьют свои грязные слюни!

Толпа вокруг столика как-то быстро рассосалась. Все отстранились в ожидании чего-то непредсказуемого. Я вышла к подиуму, запрыгнула на него в два счета и крикнула так громко, чтоб ди-джей меня услышал:

– Ди, давай мне фламенко! И погромче!

Ярослав и вся его шушера онемели.

Попса резко сменилась вступлением гитары и ударных. Я была намерена разорвать зал на части. Я сделала несколько вступительных па, в запале спрыгнула с подиума, подбежала к столу номер семнадцать и резко сорвала с него красную скатерть, оставив господ вытирать свои морды от выплеснувшихся на них виски, кофе и остатков жратвы. Скатерть была повязана на бедра, и ноги сами пошли в пляс. Да так пошли, что я сама не ожидала от себя такой прыти.

А народу понравилось!

Конечно, сейчас не передать всех эмоций, которые были в тот вечер, но носы этой шушере я утерла знатно.

А в конце танца, а длился он почти шесть с половиной минут, задыхаясь, но еще полная сил вставить всем по первое число, я швырнула скатерть на стол, топнула в последний такт и замерла в гордом презрении.

Ярослав, наверное, и не моргнул за все выступление. Он только как-то странно поправил воротничок рубашки и умыл лицо ладонями.

Я только беззвучно усмехнулась в полной тишине (народ в зале тоже притих) и, не ожидая всяких там оправданий и извинений, вышла из зала. А когда оказалась в холле у гардероба и туалета, из зала не грохнула музыка, все оказалось намного интереснее. Ярослав не побежал за мной (хотя думала, он полетит спасать свой миллион, ведь такого я могла ему не простить), он устроил там целую разборку при всем честном народе. Половины я не расслышала, но за столом было сказано что-то вроде этого:

– Вы что, охренели, что ли? Вы на кого хлебало раззявили?

– Яря, ты чего? Это ж просто клубная девка?

– Это не девка!– взорвался он.– Это моя женщина! И я не для того несколько месяцев на нее потратил, чтобы какие-то придурки мне все испортили.

Это было цинично, но зато честно.

– Да, смелая девушка! У тебя таких несговорчивых никогда не было,– заметил пожилой.

– Вот именно!– бросил Ярослав, и что-то ударилось об пол (наверное, это был стул).– Завтра я пригласил вас на шашлык. Ты, Макс, и ты, Олег, персонально извинитесь перед ней на коленях. Остальные в любой форме…

Непереводимые слова я упустила ради приличия.

– Ты чё, гонишь, что ли?!– возмутился кто-то очень заносчивый.

– Это Полина Сосновская. Она моя женщина. Все слышали? И если хоть одна (пип-пип) тронет ее пальцем (пип-пип), будет отвечать передо мной лично. Надеюсь, не нужно повторять?!

А дальше он так орал, такими матами бросался, что мне стоило поучиться у него такому методу подавления противника. Я и не знала, что Ярослав так умеет выражаться. Наверное, в его компании было принято разговаривать друг с другом в таком угрожающе-приказном тоне? Или Ярославу это прощалось, учитывая его непростой характер?

Медленно шум в зале начал возрастать, и я уже не могла разобрать слов. Да и, в принципе, все было ясно. Я застегнула молнию на короткой ветровке, отвернула штанины бридж и прогулочным шагом пошла по улице в направлении дома. Всего-то ничего: два квартала.

А рядом еще был пляж. Несмотря на то что было прохладно, иногда кожа покрывалась гусиными пупырышками, я медленно свернула на пляж и побрела по кромке воды. Все-таки вода успокаивала.