Любовь с условием и без…

– Ты просил их забрать,– протянул шефу Сергей бумажную упаковку с оранжевой надписью Kodak.

– Спасибо,– слабо улыбнулся Ярослав и протянул мне конверт.– Твой срочный заказ.

Я видела, что он был расстроен или обижен, но пытался это скрыть.

– Я бы могла и завтра сама забрать,– без особой радости пожала я плечами, но приняла конверт с фотографиями.– Не надо было Серегу гонять.

– Не хочу, чтобы ты злилась,– ответил Ярослав и неожиданно чмокнул меня в кончик носа.– Тебе весело?

– Угу,– опуская голову, буркнула я, вдруг ощутив себя маленькой девочкой.

Ярослав вздохнул, помялся на месте несколько секунд и тепло сказал:

– А я рад, что ты со мной. Мне нескучно.

Он немного постоял со мной у бара, выпил вина, закусил, дал несколько поручений Сергею и снова ушел в круг своих приглашенных.

– Мне тоже,– глухо заметила я, имея в виду совершенно противоположное его «нескучно».

Когда поблизости никого не оказалось, я распечатала конверт и с любопытством заглянула внутрь.

Да, фото получились что надо! Но куда-то подевался восторг от идеи послать их Верке. Противоречивые желания – досадить и остаться равнодушной – сбивали с толку.

Что будет больнее? И произведет ли это нужный эффект?

Голова не соображала. Я устало и раздраженно убрала фотографии в сумочку.

Решу потом!

А что у меня было с Ярославом? Он посматривал на меня из толпы то из одного места, то из другого. Мигал мне, приглашал в компанию, но я отрицательно качала головой ему в ответ. А он задумчиво прищуривался и, казалось, совсем не слушал своих собеседников.

Ведь все же было нормально. Мы находили общий язык, могли весело проводить время, но я вдруг поняла, что не хочу близких отношений с ним. Не не хочу, а не могу, наверное. Я поняла, что раздражение и неприятие отошло на задний план, пока горела идеей досадить Кириллу. Меня не волновали чьи-то придирки, пусть даже не озвученные. Занудные, неприлично любопытные вопросы я пропускала мимо ушей, просто игнорировала, не беспокоили и косые взгляды соседей, и поведение Ярослава. Но когда забавлять себя стало нечем, возникло ощущение, что играю в какую-то дурацкую игру, от которой уже не получаю удовольствия. Наверное, от этого изменилось мое настроение и поведение. Конечно, в этом Ярослав был не виноват, но те обстоятельства, которые нас связывали и окружали, сами собой накручивали меня.

Весь оставшийся вечер какая-то неопределенная тревога, не оформленная, но почти физическая, не давала покоя, путая мысли и вызывая ощущения, которые доставляли жуткий дискомфорт. Я чувствовала, а иногда и видела, что глаза Ярослава не отпускают меня, и в его взгляде, мелкой мимике, движениях тела присутствует какое-то предупреждение, напряжение: не то ревность, не то опаска, не то желание поговорить о чем-то щекотливом и неловком или даже что-то сделать.

И, пожалуй, где-то на заднем плане я понимала, чем грозит окончание этого вечера, но упрямо не произносила это даже мысленно. Но взгляд все чаще задерживался на подносах с шампанским, мартини и прочими напитками, которые разносили официанты, а рука сама тянулась за очередным бокалом.

К концу этого феерического мероприятия я еле держалась на ногах, перед глазами плыло, «леди» и «джентльмены» растворялись в стенах и друг в друге. Я старалась не отходить от барной стойки, где была удобная широкая столешница и табурет, куда могла примостить свое обмякшее тело в случае чего и создать видимость утомленной дамы. Но голову неумолимо клонило к полу, как молот к наковальне. Наверное, со стороны я смотрелась смешно, держась за край табурета, чтобы не слететь с него и не оказаться в луже.

Видимо, на нервной почве от ожидания завершения вечера плюс изрядная порция шампанского и мартини, разбавленное вином и каким-то безвкусным коктейлем, я совсем перестала тормозить себя на крутых поворотах. Не очень-то я была красноречива. Нет, конечно, была, но на плохом русском. В основном сражала ядовитым юмором или сарказмом. Мама часто называла меня грубиянкой и дикарем:

– Вот получила высшее образование, а как рот откроешь, так жабы да гады лезут…

Помните, как из сказки Андерсена «Белочка и Розочка»?

Я не всегда была такой несносной. Да, в юношестве была дикаркой, хулиганкой, сорванцом, но безобидной шалуньей. А в студенчестве уже твердо знала меру своему «красноречию» и поведению. А яда-то (дерзить, хамить, язвить, посылать и прочее) я набралась, только познакомившись с великосветской гадюкой – Натальей Андреевной Белохвостовой и всем ей подобным семейством.

Ух, я уж хвост-то им повыдергала своими зубками!

А потом это просто вошло в привычку (дурное всегда быстро цепляется). Наряду с манерами образованного, воспитанного человека я все чаще демонстрировала многогранность своего отвратительного характера. Ну а вскоре поняла всю прелесть такой выучки. Что именно такой мне в жизни удается куда больше, чем деликатной, интеллигентной и терпеливой.

«Наглость – второе счастье!»– гласит народная мудрость.