Любовь танцовщицы

   - Этот дом мой, Наташ, - развалившись на стуле в столовой, нагло ответил Геворг, когда я вежливо попросила его об одолжении. В эту минуту он как никогда напоминал разжиревшую свинью - глазки заплыли и выглядели осоловевшими, живот распирал дорогую ткань рубашки, которая, казалось, еще немного и разойдется по шву. Хотя под всей этой маской скрывался недюжинный ум и хитрость. Хотя почему "хотя"? Свиньи - животные умные. - Здесь я решаю, какие комнаты трогать, а какие - нет. И если уж я твоей матери не позволил ничего менять, почему ты думаешь, что я не откажу тебе?

   Я закатила глаза.

   - Ради бога, Геворг, прекрати. Я не мать, и за все это время ты должен был это уяснить. И если уж на то пошло, то я такая же хозяйка в этом доме, как и ты. Я прошу всего об одной комнате. Это что, так много?

   Я уселась на противоположный край стола, в кои-то веке радуясь непомерной любви отчима к шику. Он любил поражать умы и глаза людей, ему нравилось, когда ему завидуют. Мне казалось, что в детстве он чересчур много пересмотрел фильмов о роскоши южан. На ум всегда, когда я заходила в столовую, приходили "Унесенные ветром". До войны, понятное дело.

   Огромный длинный стол где-то на пятьдесят персон с позолоченным тиснением, позолоченная фарфоровая посуда, серебряные столовые приборы. И как в любом фильме, Манченко гордо восседал во главе стола, а я же...я же находила от него на расстоянии нескольких метров. Как удобно.

   - Что ты с этого теряешь? - в моем голосе слышались ледяные нотки. - Моя комната на втором этаже, и в нее захожу только я.

   - Дизайнер все давно продумал, и мы обо всем договорились.

   - Меня это не волнует. Разносите с ним хоть весь дом, но мою комнату трогать не смейте, - тихо, но отчетливо проговорила я, наблюдая, как у Геворга сужаются и так невыразительные черные глазки-пуговки и раздуваются ноздри.

   Столовое серебро в его руках погнулось.

   - Слышишь ты...

   В этот момент в столовую впорхнула мама, и мы с Манченко, не сговариваясь, замолчали. Странный он был человек, если честно, хотя меня нормальные люди, в понимании общественности, никогда и не окружали. Достаточно вспомнить мою подругу, спящую с гражданским мужем своей матери, да и моя семейка не лучше.

   Манченко тоже, как и всех прочих, трудно было записать в ряды нормальности. Грубо говоря, мой отчим - жадный, разжиревший, зажравшийся ублюдок, никогда не скупившийся на взятки, подкупы и угрозы. Все в нашем городе знали, что Манченко никогда не вел и не ведет своих дел честно, но у него присутствовали свои люди в различных подразделениях власти, поэтому на него глаза закрывали. Но не любили, всегда относясь к нему с изрядной долей брезгливости и презрения. И терпели, но по большей части из-за моего деда, пока тот был жив.

   Но Манченко никогда, ни разу в жизни не ударил мою мать, за что я его терпела и старалась лишний раз не связываться. По возможности. Но все равно мы с ним грызлись, как кошка с собакой. Но! При матери он старался никогда не ругаться и не кричать. Он тщательно скрывал своих любовниц, хотя мама и знала о них, каждый раз расстраиваясь и внутренне...потухая, что ли. Геворг ее не любил, нет, но нервировать и вмешивать в наши с ним конфликты не стремился.

   - Что-то случилось? - мама приветливо кивнула мне и склонилась к Манченко, чтобы поцеловать его в щеку. Меня против воли передернуло. - Что за шум?

   Она села около Геворга и разложила на коленях салфетку.

   - Ничего, Оль, - он ободряюще похлопал ее по руке и волком взглянул на меня из-под нахмуренных бровей. - Мы ремонт обсуждали с Натой.

   - Ооо, я очень рада. Тебе понравилось, Наташ? Буквально вчера вечером приходил дизайнер и архитектор, они осмотрели второй этаж и решили, как именно будут переделывать комнаты. Мне кажется, тебе понравится.

   - Не думаю, - я прохладно улыбнулась и уткнулась в тарелку, вяло катая спагетти по тарелке. - Я не люблю подобный...стиль.

   Мама нахмурилась, и у рта залегли морщинки, от которых так и веяло озабоченностью и волнением. За меня. Я проглотила все резкие слова и отвернулась.

   - Мы все обсудили, - угрожающе рыкнул Манченко. - А сейчас разговор окончен.

   Он скомкал и кинул на стол несчастную салфетку, с трудом поднялся из-за стола и вышел, громко хлопнув дверью. Я демонстративно начала есть, всем видом показывая, что у меня наконец-то проснулся аппетит.

   Мама тихо вздохнула и пересела поближе ко мне.

   - Наталь, зачем ты его злишь? Ты ведь специально это делаешь.

   - Я не специально, - упрямо тряхнула головой. - Я по-человечески попросила его не трогать мою комнату. Это что, так сложно?!

   - Наташа!

   - Я тоже здесь живу, в конце концов! - взъярилась я непонятно отчего. И хотя понимала, что потом будет стыдно, остановиться не могла. - Это тоже мой дом! А в этом... - я брезгливо скривила рот и взглядом обвела роскошное помещение, - гадюшнике я жить не хочу! Тогда я лучше квартиру себе сниму, и буду там жить.

   Мама поморщилась, как будто ей было больно от каждого моего слова.

   - Наташ, ну чего ты? Это же не конец света, в конце концов. И что это за глупости по поводу квартиры? Тебе семнадцать только!