– Не смотри на меня так. Если хочешь, я, пожалуй, выдавлю из себя пару слезинок и вдобавок ещё пошмыгаю носом.
Таким суровым глазам, как у неё, мог позавидовать Емельян Пугачёв,
– Макс, если ты думаешь, что очень остроумный, и я буду смеяться твоим глупым шуточкам над моим отцом, то очень ошибаешься.
Вот так. Не успел прощение выклянчить, как снова в немилость попал. И всё язык мой дурацкий. Он наболтает чего-нибудь, а на меня все шишки падают. Опять она убегает. Ещё немного и скроется за дверью. Надо что-то предпринять. Судьба благоволит настойчивым.
– Беки, – позвал я.
– Что? – обернулась она.
– Мне ночевать негде.
Сказал это просительным тоном и даже голову опустил из скромности, а сам исподлобья за ней наблюдаю. Тут два варианта: или проигнорирует моё раскаяние, или в дом пустит. К счастью, мои надежды оправдались. Она приоткрыла дверь, а сама встала возле неё, тем самым невербально дав понять, что можно заходить. Воспользовавшись благоприятной ситуацией, быстро подскочил к кустам, схватил свою сумку и через мгновение уже был у входа. Увидев мою экипировку, Ребекка заметила:
– Ничего себе! А если бы не впустила?
– Я же тебе нравлюсь.
– Вот ещё! Нисколечки ты мне не нравишься.
– Не говори ерунды. Лучше дай мне домашние тапочки.
И так цепочкой, она впереди, я сзади, мы вошли в её хоромы. А там посреди комнаты, вместо праздничного плаката «Добро пожаловать» стоит Джек и вид у него вовсе не гостеприимный. Памятуя о том, что надо вести себя прилично, поздоровался:
– Привет!
Тишина. Как будто к статуе обратился.
– Папа, он у нас переночует, ладно?
Довольно смелый тон у девочки, учитывая какой авторитет для неё отец. Как бы то ни было, он молча посторонился и пропустил нас. Она ввела меня в комнату и усадила на диван:
– Спать здесь будешь.
– Как скажешь.
Она вышла и тут же нарвалась на Джека. Я явственно расслышал его бас:
– Надеюсь, ты знаешь, что делаешь?
Она ему в ответ:
– Пап, пойдём, мне надо с тобой поговорить.
Пока они там совещались, я огляделся вокруг. Комната была хоть и небольшая, но уютная. Было заметно, что в ней никто не живёт. Наверное, она предназначалась для гостей, в этом качестве сегодня пришлось быть мне. Окна выходили на лужайку. Глаза сразу приметили, что кусты рядом не растут, так что падать в случае чего будет больнее. Никаких семейных фотографий на стенах не висело. А жаль, хотелось бы посмотреть, умеет ли Джек улыбаться. Невольное уважение к нему я почувствовал ещё тогда, когда он тех двух амбалов как мышат раскидал. Да ещё он воевал, оказывается, а мне тоже в своё время пострелять пришлось. Одни плюсы, если ещё дочку учесть, но есть и один существенный минус – меня он явно не переваривает. Как это ни прискорбно, приходится признать.
Дверь неожиданно отворилась, но вместо Ребекки вошёл Джек. И не просто так вошёл, а держа в руках бутылку и два стакана. Если верить поговорке что дружба начинается с бутылки, обстановка складывалась благоприятная.
– Выпьешь, – это он мне.
– Наливай.
Зачем от дармовщины отказываться? Сели за стол, Джек налил две порции, молча хряпнули и друг на друга уставились.
– Что касается дела, – начал он, – я не прочь им заняться, вот только в тебе сомневаюсь. На мой взгляд, ты полнейший засранец.
Я не спеша нацедил себе ещё полстакана, мелкими глотками осушил посудину, довольно облизнулся и только после этой процедуры изрёк:
– Просто удивительно, как наши мнения друг о друге совпадают.
Затем, после паузы, продолжил:
– Не волнуйся, не подведу. Я всё же, как-никак воевал.
Моё заявление было встречено с интересом, сказалось военное прошлое. Романтика перестрелок, ночные марш-броски и всё такое прочее.
– Где?
– В Таджикистане.
– Что ты там делал?
Я призадумался. Как бы ему попонятней объяснить, что такое «горячая точка» на территории бывшего СССР?
– Видишь ли, специфика пограничной службы в этой местности заключается в том, что до обеда в тебя стреляют со стороны Афганистана, а после обеда местная шпана. Ты же стреляешь в тех и других круглые сутки.
На этот раз мы выпили чокнувшись. Джек встал и пошёл к двери, а бутылку, между прочим, мне оставил. Я подумал, что всё уладилось, но не тут то было. У самого выхода он обернулся и сказал:
– Предупреждаю – тронешь Ребекку хоть пальцем – руки вырву.
Дружеской идиллии как не бывало: почему я должен выслушивать, что мне делать, а что нет.
– Напугал! Захочу и трону. Захочу пальцем, а захочу ещё чем-нибудь.
Не успел опомниться, как оказался прижатым к стенке. За грудки меня схватил, мерзавец, и трясёт так, что мой затылок звонко выстукивает барабанную дробь.
– Повтори, что сказал, – прорычал Джек.
– Тебе так приятно это слышать? Хорошо, сейчас повторю.
– Слушай, парень, – он так сдавил мою грудь, что рёбра почти состыковались с позвоночником, – я ведь и зашибить могу.
– Аналогично.
Пропустил руки за его плечами, сомкнул кисти в замок на подбородке и отжал голову назад. А когда он напряг шею, резко отпустил и подставил свой лоб. Он ударился об него губами и отпустил меня. Согнул ногу, упёрся стопой ему в живот, оттолкнул его от себя.