Любовь цвета зебры. Часть 1

Оторвал широкий, щедрый лоскут от своей. Для такого героического парня ничего не жалко.

– Вот так, – проговорил, перевязав Джека, – теперь, может, поживёшь ещё.

Рычит, сопит, но помалкивает. И правильно, кроме оскорблений в мой адрес от него всё равно ничего не услышишь.

Прикинув на глаз длину коридора и расстояние от нас до преследователей, я пришёл к выводу, что до спасительной лестницы мы добежать не успеем, а если ещё учесть ранение Джека, то наши шансы остаться в живых меньше даже нулевых. Кому- то надо было остаться в качестве прикрытия, и, без ложной скромности скажу, что сразу подумал о себе. Решил рискнуть напоследок, в конце концов, мне убежать было легче, чем папашке. Ребекку за боевую единицу я, естественно, не посчитал.

– Уходите, – сказал им, – а я ещё повоюю.

Джек сразу понял мои намерения и высказал по этому поводу своё авторитетное суждение:

– Их задержу я.

– Джек, – мой голос был как можно более дружелюбным, – мы не в восторге друг от друга, но давай рассуждать логически. Из тебя сейчас плохой бегун, значит, по теории вероятности, остаться в живых ты не сможешь. Зачем умирать, ведь жизнь так прекрасна. Так что давай попрощаемся и не надо плакать.

Ребекка подошла ко мне и с решительным видом заявила:

– Я останусь с тобой.

– Не останешься.

– Почему?

– Потому что мне так хочется, потому что такой вот я маленький упрямый ослик, выбирай, что тебе больше нравится.

– Я выбираю ослика, – с грустной улыбкой сказала она.

– Ничуть в этом не сомневался. Разве у меня такие длинные уши?

– Ты такой упрямый.

– Всё, – решительно встряхнул я головой, – уходи. Отцу своему помоги. Он у тебя классный мужик, – добавил я вполголоса, чтобы Джек не услышал, а то ещё примет за подлизу.

Она отошла, и вместе с папой медленно пошла по коридору. Медленно потому, что Джек сам быстро идти не мог, а помощь дочери гордо отверг. Гордыня, между прочим, один из описанных в библии грехов. И мне стало немножко грустно. Чёрт его знает, как я выберусь из этой передряги, умирать ой как не хотелось.

Внезапно Ребекка развернулась и помчалась ко мне. Добежала и запыхавшимся голосом стала быстро бормотать:

– Макс, я …

– Я тоже тебя люблю, – улыбаясь, перебил я её. – Что-нибудь ещё?

– Береги себя. Пожалуйста. Очень-очень тебя прошу.

– Беки, я, вообще – то, ещё пожить хочу, если ты не против.

Надо сказать, что разговор происходил под чарующую музыку выстрелов. Изредка я отвечал, берёг патроны. На последних словах диалога бандиты что-то совсем обнаглели. Пули стали носиться роем. Я оттолкнул от себя Ребекку и наспех с ней попрощался:

– Мы обязательно увидимся. Обещаю. Пока!

Она рванулась вперёд, прижала свои горячие губы к моим, и мы замерли в томительно-страстном поцелуе. И плевать нам на Джека, пускай он ругается и прыгает, как только что спрыгнувшая с ветки обезьяна.

Поцелуй резко оборвался, Ребекка вся в слезах убежала к отцу, уже не оглядываясь, а Джек издали пожелал:

– Удачи тебе, парень! Не вздумай погибать, я с тобой ещё не разобрался.

– Да пошёл ты!

Я отвернулся и занялся непосредственно стрельбой. Добив очередную обойму, вставил последнюю в рукоятку и разрядил автомат. Сосчитал патроны. Их осталось восемь штук, на одну хорошую очередь, в принципе, должно хватить. Зарядил обратно, пистолет засунул за ремень, автомат положил рядом с собой, уселся на колени и расслабился.

16

Немного таким образом отдохнув, занялся своей разнесчастной ногой. Старую повязку пришлось сразу выбросить – она была абсолютно непригодна. Майка оказалась такой грязной, что ей перевязывать было просто самоубийством: заражение, гангрена, и, как результат – ампутация. Оставался ещё довольно свежий бинт, прикрывающий надпись на груди. Порезы уже зажили и чётко выделялись на загорелой коже. Со стороны буквы выглядели красиво, но я, если честно, не любитель подобной татуировки. Бинта как раз хватило, чтобы по всем законам медицинской науки надёжно перевязать рану. Покончив с этим неприятным делом, приготовился прыгать.

Метрах в двух от лестницы с потолка до самого пола свисала толстая цепь, к которой был прикреплён подъёмный блок с крюком. Единственная возможность выбраться на волю заключалась в том, чтобы спуститься по цепи, а там как-нибудь закоулками выбраться наружу. Правда существовало одно но: кругом находилось полно вооружённых людей, которые во что бы то ни стало хотели меня убить.

Итак, я схватил автомат, и, выскочив на открытую площадку, на бегу открыл из него пальбу. Добежав до края, прыгнул, в полёте отбросил его, всё равно патроны кончились, выхватил пистолет и свободной рукой схватился за цепь.

Спускаюсь и одновременно стреляю на каждое движение. Приземлился, откатился в сторону, сам себе не верю – неужели меня даже не ранили. Пули, попадая в стальную цепь, выбивали искры, а мне хоть бы что. Есть такая поговорка – дуракам всегда везёт, но она не про меня – я же умный.