Любовь убитой Снегурочки

– Затем, что они твое алиби. Только они способны доказать, что ты не совершала это преступление. Поэтому нам необходимо снять на камеру их показания. И не стоит откладывать это дело на потом. А запись нужно спрятать до поры до времени. Лучше всего в сейф в каком-нибудь банке.

– Подожди! Так они ведь действительно могут подтвердить, что двадцать девятого вечером я уже была у них! Причем в невменяемом состоянии! И, следовательно, быть в это же время в офисе «Транс-корпа» никак не могла! Так зачем нам делать все эти записи, если теперь я спокойно могу пойти в полицию? Расскажу все как на духу, а там уж они сами потом пусть все выясняют и кого надо допрашивают.

– Да далась тебе эта полиция! – Между темными густыми бровями Егора появилась морщинка. – Я уже говорил тебе, почему туда не стоит обращаться. Если хочешь, могу еще парочку доводов привести, почему тебе пока не следует «воскресать». Во-первых, нельзя допустить, чтобы все, кто в этом замешан, включая твою Оксанку, узнали, что ты жива. Они же всполошатся раньше времени и попытаются затаиться. А кроме того… Ты не думаешь о том, какой опасности подвергнешь трех своих спасительниц, назвав их свидетельницами? Бабушки живут обособленно, в глуши, и это твои единственные свидетели. Вот теперь и скажи мне: что попытаются сделать те, кто ограбил твою компанию? Если вдруг прознают о них? Ты же просто подставишь их под удар! Их могут устранить или надавить на них так, что они будут вынуждены изменить свои показания. Для этого есть много способов, поверь. И ни один из них гуманным не назовешь.

– А как преступники-то могут прознать про то, что я буду рассказывать только полиции?

– Наивная! Почти как дитя. Или еще просто не осознала всей опасности той ситуации, в которой мы с тобой оказались. – На секунду он устремил взгляд в окно, будто желая там найти ответы или отвлечься от происходящего.

– Мы? Вроде пока только меня одну обвиняют.

Егор ответил не сразу. Вначале просто укоризненно покачал головой, потом вздохнул. И только после этого произнес:

– Я долго жил на Севере. А там, лицом к лицу с суровой стихией, очень быстро учишься взаимовыручке. Хотя бы потому, что если сегодня ты пройдешь мимо чужой беды, то завтра могут пройти мимо тебя и тоже не помочь. И тогда – смерть, потому что очень часто бывают такие ситуации, когда в одиночку справиться невозможно. Так что там вполне естественно, когда тебе в трудную минуту приходят на помощь люди, которые даже имени твоего не знают и вообще видят тебя впервые в жизни. Но будут рисковать при этом всем с тобой наравне. Чужие люди, Том. А ты была женой моего лучшего друга. – Он снова посмотрел ей прямо в глаза. – И Женьке я поклялся, что буду тебе помогать. Он ведь очень ждал, когда я вернусь, даже торопил меня, чтобы глаза в глаза успеть передать мне самое для него дорогое – тебя. Вот так как-то. Поэтому даже не говори мне больше, что это касается только тебя. Мы с тобой попали в очень сложную переделку. И выбираться из нее будем вдвоем.

Тамара не сразу нашла, что на это ответить. Помолчала, вспоминая Женьку. Вспомнился он ей улыбающимся издалека – таким, каким она увидела его недавно в избушке, находясь на грани бреда и реальности. А Латонин тем временем поднялся, вытащил из шкафа видеокамеру:

– Поедем? Или дома одна посидишь? Так, наверное, будет даже лучше: не стоит тебе пока без нужды появляться на людях.

– Чтобы меня не увидели, мне достаточно оставаться в твоей машине. А оставаться в одиночестве в праздничный день, да еще когда никакого покоя нет и на месте вообще не сидится… нет, уволь! – Тома развела руками и тоже поднялась. Немного подумав, выдернула заколку и распустила волосы. Спросила у Латонина: – У тебя есть большие ножницы?

– Том, что ты задумала? – Егор посмотрел на ее волосы, которые всегда ему нравились. Медленно и с опаской достал ножницы, но отдавать их не спешил.

– Всего лишь сделаю челку. Изменю прическу – буду выглядеть другой женщиной. – Тамара буквально вырвала ножницы у него из рук, подошла к зеркалу, разворошила копну своих роскошных волос, падающих ниже плеч, а потом – чего тут мелочиться, на кону сейчас жизнь, свобода и доброе имя! – выстригла спереди прядь. Свежесозданная челка упала ей на глаза, скрывая и лоб, и брови. Тамара подравняла ее, вырезав полукругом, после чего вернула ножницы облегченно вздохнувшему Егору, а оставшиеся волосы заплела в две косички. Это было нелепо, прямо как у Снегурочки, и совсем не в ее стиле. Зато, глядя на себя в зеркало, она была уверена, что теперь никто уже не узнает ее, если только не начнет к ней присматриваться. Для того чтобы без опаски показаться в окне машины, это было как раз то, что надо.

Однако на Егора ее новая прическа произвела совсем другое впечатление. Глядя на преобразившуюся Тамару, он не удержался от улыбки:

– Томка, да ты совсем как школьница! Тебе очень идет!