Любовь в настоящем времени

— Не уходи сегодня, — прошу я. — Останься со мной.

Не хочу ни с кем делить ее.

Чувствую легкий ветерок на коже. Осязание подсказывает, что она вздохнула. Самого вздоха не слышно. Груди касаются моего тела. Мои руки ласкают ее. Спина у нее выгибается.

В лодыжке пульсирует боль.

— Митчелл, — шепчет она. — Ну почему тебе всегда хочется того, чего я не могу тебе дать? И ты сам об этом прекрасно знаешь.

— Не бери в голову. Забудь.

И мы постарались забыть.

У нас получилось.

И вот наступил момент, когда грань между болью и удовольствием размылась и мне уже стало казаться, что моя ноющая лодыжка превратилась в эрогенную зону. При каждом движении меня терзало наслаждение. Я упивался собственной мукой.

Слышалось чье-то неровное дыхание, но мне и в голову не пришло, что в комнате есть кто-то еще. Все вокруг было стоны и вздохи. Прочие звуки терялись.

Тут маленькая рука трогает меня за плечо. Я так и подпрыгиваю. И Барб подпрыгивает. И мы падаем на спины. Бок о бок. И натягиваем одеяло до подбородка.

— Леонард, — бормочу. — Ты зачем здесь?

Ни слова в ответ. Только прерывистое дыхание.

Я и не сообразил, что к чему. Мне показалось, это детские капризы, что-то вроде хныканья.

— Леонард, возвращайся к себе в постель. Живо. Я сейчас к тебе приду. Только подожди минутку. Ровно через минуту я у тебя.

— Митчелл, — встревоженно произносит Барб, — он задыхается.

— О боже мой!

Конечно, Барб права. Это только я такой тупой.

— Леонард, дружище. Где твой ингалятор?

Он безнадежно пожимает плечами. «Помогите!» — говорит этот жест.

Меня выбрасывает из кровати. Черт, я предстаю перед ним голый (а ведь его мама и без того подозревала меня в педофилии). Неважно. Мальчишка задыхается, все остальное сейчас — ерунда. Я хватаю Леонарда под мышку и бросаюсь вниз по лестнице. Уж не знаю, как я умудряюсь все это проделать. С моей-то проклятущей лодыжкой.

Внизу я включаю свет и озираюсь. Леонард прав. Ингалятора нигде не видно.

Меня охватывает ужас. Три диванные подушки летят прочь. Простыни падают на пол. Журналы с кофейного столика приземляются рядом с ними.

Барб берет меня за плечи и разворачивает. Моя рубашка цвета хаки доходит ей почти до колен. Барб указывает на птичью клетку. Ингалятор в когтях у Попки. Своим огромным клювом птица пытается отделить пластмассовую часть баллончика от блестящего металлического основания. Господи!

— А ну, брось! — ору я и кидаюсь на попугая.

От испуга птица роняет ингалятор и забивается в угол клетки. Только бояться ей нечего.

Я вытаскиваю баллончик. Он весь в помете и на первый взгляд никуда не годится.

— Твою так, — хриплю я. — Все в птичьем говне. А ведь Леонарду его в рот совать. Чтоб тебе век не просраться!

И это звучит из уст человека, который всякий раз орет «Следи за речью!», стоит кому-нибудь из сотрудников выругаться в присутствии Леонарда.

Барб отбирает у меня баллончик.

— Посиди с ним. Поговори.

И пихает меня к Леонарду.

Я опускаюсь на диван рядом с мальчонкой. Леонард сидит, обхватив себя руками за плечи, словно стараясь не рассыпаться, пока я не помогу ему. Я сажаю его к себе на колени. На нем моя футболка, которую я выдал ему вместо пижамы. Ему она до пят. Но он, по крайней мере, одет.

Обнимаю Леонарда и прижимаю к себе.

— Надо бы нам прикрыться чем-нибудь, приятель, — говорю. — Сейчас что-нибудь разыщем.

Если бы при этой сцене присутствовала Перл, она бы точно сказала: «Леонард здесь больше не останется. Это неподходящее для него место, я так решила». Моего неумения вести себя в кризисных ситуациях она бы не вынесла.

С кухни возвращается Барб, вытирая отмытый ингалятор посудным полотенцем, и садится за кофейный столик, толкнув меня при этом голыми коленками. Баллончик она протягивает Леонарду:

— Пользоваться умеешь? — Голос у нее звучит совершенно спокойно. И как ей только удается?

Леонард кивает и берет баллончик обеими руками. Баллончик весь помят, Попка от души поработал клювом.

Леонард берет ингалятор в рот. По спине у него пробегает дрожь. Только дыхание по-прежнему судорожное.

Наверное, Барб прочла мои мысли.

— Подожди минутку, — говорит она и кладет руку мне на плечо. Левую. На пальце след от кольца. — Митчелл. — Голос Барб возвращает меня к реальности. — Не прижимай его к себе так сильно.

— Что?

— Ты слишком крепко обнимаешь его. Сдавливаешь ему грудь.

— О… И правда.

— Если ты запаникуешь, он тоже запаникует, — гнет свое Барб. — Дыши.

Мне показалось, она это Леонарду. Тоже мне полезный совет. Если бы мог, дышал бы.

— Митчелл, — произносит она. — Дыши.

Я набираю полную грудь воздуха. До этого я как-то не замечал, что дышу. Ослабляю объятия.

Назидательно подняв палец, Барб обращается к Леонарду:

— Теперь держи баллончик крепче. — Она показывает, как именно надо держать. — А то Попка опять его у тебя утащит. Попка — бяка, правда?

Леонард кивает и пробует что-то сказать. Наверное, свое обычное «Эге». Звук получается, как если бы граммофонная игла проехалась поперек пластинки.

— А какие звуки издает Попка, Леонард? Ты помнишь?