Любовь вне закона

— Ладно, помни мою доброту, — сказала Люба, отлучилась во двор и вернулась с маленькой прозрачной бутылочкой, идентифицированной мозгом мужа как «чекушка», она же «мерзавчик» и просто «водочка».

— Ух ты! — сказал он и с шорохом потер ладони, как будто собирался взяться за какую-то нелегкую, но очень нужную и важную работу.

— Только не спеши, — попросила Люба. — А то сразу глаза зальешь и варнякать начнешь.

— Не волнуйся, — сказал он, обдирая пластик с горлышка. — Ты меня знаешь.

Вот именно, что она знала. Стоило Павлу перебрать хоть чуточку, как он давал волю сперва языку, потом ногам, а потом рукам. То есть, много и оживленно болтал, после чего отправлялся на поиски приключений, которые выражались в мордобое, причем, как правило, обоюдном. Засветив, допустим, кому-нибудь в глаз, Павел получал в нос или в лоб. Удивительно, но с годами хождение по этому порочному кругу ему не надоедало.

«Брошу, — думала Люба, подперев щеку извечным бабьим жестом. — На кой он мне сдался, весь провонявший и никчемный? Заведу себя хахаля. Не то чтобы совсем молодого, а сорокалетнего, в самом соку. Крепкого корня, обстоятельного. Такого, чтобы выпивал для аппетиту или с устатку. Сядем рядышком, опрокинем по чарочке, закусим как следует — и в койку. Уж я его одену-обую, машину куплю нестарую. Но без баловства. Поймаю на горячем — сразу вон. Состоятельная дама может себе позволить».

Пока она так мечтала, Павел выжрал водку, а потом отлучился в сарай под предлогом, что ему какой-то проводок нужно найти. Когда утратившая бдительность Люба спохватилась, было поздно. В сарае Павел не просто добавил, а залил зенки по самые брови и вернулся в дом без проводка, зато с твердым намерением продолжить банкет.

— Да пошел ты! — оскорбилась Люба и полетела к стене, где, схватившись за занавеску, села на пол вместе с карнизом.

— Водку давай! — потребовал Павел. — Думаешь, я не знаю, что ты из магазина тягаешь? Где прячешь, говори?

Дальнейшее было вполне предсказуемо, однако вмешался, как пишут в бульварной литературе, его величество случай. Он предстал в облике приятного молодого человека, умудрившегося войти в дом так, чтобы не побеспокоить голосистого дворового пса Рекса. Его сопровождал еще один человек, тоже молодой, но не такой приятный, а мрачный, с круглой головой и мощной шеей, до подбородка закрытый высоким горлом водолазки.

— Мир вашей хате, — церемонно произнес первый.

— Не рыпайтесь, — предупредил его мрачный спутник.

Вот чего не хватало Павлу для ощущения полноты жизни.

— Ты кто такой? — спросил он одновременно обоих гостей. — Тебе чего здесь нужно?

Приятный молодой человек назвался адвокатом. Неприятный решил отмалчиваться. Это настроило Павла не в его пользу. Упершись широко расставленными ногами в половицы, он соединил две пятерни в один огромный кулак, хорошенько размахнулся и нанес удар, рассчитывая припечатать противника в ухо и повалить его на пол. Парень в водолазке присел и снова выпрямился, легкий, как поплавок. Потом несильно развел руки и сделал ими хлопок, на мгновение коснувшись ушей Павла. Тот взвыл и, схватившись за голову, повалился на колени с таким грохотом, что посуда зазвенела по всему дому.

— Госпожа Кошкина? — обратился адвокат к Любе. — Мы пришли за банковской картой.

— А это видел?

Она показала ему то, что он, несомненно, видел каждый день по нескольку раз, когда мочился или спускал штаны еще за какой-то надобностью.

— Эдик, — сказал адвокат, — покажи тете собачку.

Прежде чем исполнить поручение, Эдик на всякий случай отправил Павла в нокаут. Потом вышел и вернулся с Рексом, насаженным на черенок лопаты, как кусок мяса на шампур. Окровавленное острие торчало из собачьей пасти, второй конец находился под хвостом.

Бросив Рекса перед онемевшей Любой, Эдик включил телевизор и стал ждать следующего поручения. Нетрудно догадаться, какого.

— Выбор у вас есть, Любовь Викторовна, — заговорил адвокат одновременно с диктором, задушевно вещавшим о начале посевных работ в южных регионах. — А это немало, поверьте. Бывает, человеку вообще выбора не остается. Только один вариант, да и тот прискорбный. А у вас их два: отдать карточку или сесть на этот самый кол, — он показал. — После чего карточка вам уже не понадобится.

— Деньги платите и забирайте, — сказала Люба, решившая, что не сдастся так легко.

— Мы заплатим, — пообещал адвокат. — Сколько?

— Сто тысяч, — сказала она с вызовом.

— Эдик, вынимай палку. И звук погромче.

— Удивительное и радостное событие произошло в родильном доме столицы, — вещал диктор. — Счастливая мама, тридцатилетняя Эльвира Бабекова, произвела на свет сразу четырех малышей, двух мальчиков и двух девочек. «Будет еще одна большая, дружная семья, — сказал нашему репортеру главврач больницы. — Все бы так. Тогда не было бы у страны демографических проблем».

Люба Кошкина слушала, зажмурившись, потому что ей вовсе не хотелось видеть, что проделывают с ее собакой и как выглядит черенок, извлеченный из внутренностей.

— Деньги вперед, — упрямо проговорила она, стараясь не стучать зубами.