Любовник

Это был урок литературы, один из последних в учебном году. Мы читали «Пер Гюнта» Ибсена. Не учили, не объясняли, а просто читали в классе — как спектакль, у каждого своя роль, и это было чудесно. Я читала роль Сольвейг. Текста немного, но он очень насыщенный, и в классе стояла полная тишина. Мы наслаждались этим чтением, хотя и не все понимали. И вдруг эта несчастная секретарша входит в класс и прерывает нас. Я как раз читала это место: «Пройдут, быть может, и зима с весной, и лето, и опять весь год сначала. Вернешься ты, мы встретимся с тобой, я буду ждать тебя, как обещала».[67]

И вдруг она входит:

— Директор вызывает Дафну.

А учитель литературы рассердился и говорит:

— Неужели нельзя подождать до конца урока?

Но секретарша сказала:

— Мне кажется, что нет.

Ей ли не знать своего начальника… И я поняла — вот он, наступил, момент изгнания.

Именно сегодня, именно теперь, после того как папа выручил его ночью и чинит его машину. Именно за несколько дней до окончания учебного года. Я закрыла книгу.

Секретарша сказала:

— Возьми с собой, пожалуйста, портфель. Учитель литературы удивился:

— Зачем?

Он ничего не знал.

А меня охватило жуткое отчаяние, я почувствовала себя беспросветно одинокой. По классу пронесся гул, все поняли, в чем дело. Но никто не сдвинулся с места.

Я иду по пустым коридорам следом за низенькой секретаршей, стучу в дверь его кабинета, вхожу, встаю на безопасном расстоянии, портфель у моих ног. Он склонился над своими бумагами, на голове повязка наподобие тюрбана. Странный человек, и для чего ему надо было сегодня приходить в школу?

Тишина.

Я стою перед ним, а он словно не замечает меня, копается в своих бумагах. Читает. Комкает и бросает в корзину.

— Как вы себя чувствуете? — вдруг вырывается у меня шепотом, просто так.

Все-таки мы общались с ним ночью…

Он удивлен вопросом, поднимает свои светлые глаза, слегка улыбается, ехидно так, медленно качает головой, не верит, конечно, что меня интересует, как он себя чувствует.

— Мы были уверены, что вы не придете сегодня, — нахально добавляю я. Терять мне все равно нечего.

— Может быть, хотели, чтобы я не пришел…

— Нет, почему…

А он рассмеялся коротким неслышным смешком. Его, наверное, развлекает мысль, что все ненавидят его тут.

Тишина.

Черт возьми, чего он хочет?

Я замечаю, что царапины на его щеках посыпаны каким-то желтым противным порошком.

И тогда своим тихим, слащавым голосом он начинает читать мне нотацию. Нанести такую обиду перед всеми молодому учителю, которого, наоборот, надо поддержать и подбодрить… Сказать ему: «Жаль, что тебя не убили»?! Скандал… В стране, где все время погибают люди… Напасть на него без всякой причины, просто так… педагогический совет потрясен (что это такое вообще — педагогический совет?), нельзя, чтобы ты оставалась в нашей школе, тем более что и успехи твои оставляют желать лучшего… Нет другого выхода, как перейти в другую школу, где изучают какую-нибудь специальность — повара или портнихи, не обязательно всем быть профессорами в этой стране.

Короче, закатил обвинительную речь на четверть часа… а главное приберег на конец — поскольку, мол, до конца года остались считанные дни и все это длится слишком долго… и существуют подозрения, что из-за родственных связей… а обиженный учитель требует справедливого суда… следует исключить тебя немедленно, пусть это даже будет иметь лишь символическое значение… иначе какой смысл… будет выглядеть просто как переход…

В конце он запнулся, как-то растерянно, все еще старается не смотреть на меня.

Выбросить меня за несколько дней до окончания учебного года…

— Табель ты, разумеется, получишь.

К черту табель. Слезы навертываются на глаза, но я сдерживаюсь… Только бы не заплакать, только бы не заплакать.

— Когда мне оставить школу? — спрашиваю я тихо.

Он все еще не смотрит на меня.

— Сейчас.

— Сейчас?

— Да, с этого урока.

Холод в сердце, сердце похолодело. Я смотрю на него пристально. Прощай, Сольвейг. Но только не просить, не унижаться. Я медленно поднимаю портфель, подхожу поближе к его столу, решаю сменить тему:

— Папа отбуксировал вашу машину?

Он смутился, покраснел, откинулся назад.

— Да, твой папа чудесный человек… тихий… очень помог мне…

— А машина здорово разбилась?

— Что???

— Кто-нибудь погиб?

— Что? О чем ты говоришь? Хватит!

— Так на тебе мой портфель…

И я со злостью бросаю портфель ему на стол, быстро выхожу из кабинета, вижу секретаршу, сидит, вся обратившись в слух, а в углу, как это я не заметила, — толстенький сосунок, весь красный. Я бегу к воротам, выбегаю на улицу, слышу, как звенит звонок. Никого не хочу видеть, останавливаю такси и говорю пухлому шоферу в смешной желтой каскетке:

— Поезжай в университет, то есть по направлению к университету.