Что ты сказал, Виталик? Ах, ты ничего не сказал? Усмехнулся. Алла напророчила, что он в неё влюбится, так, сказала в запале, в кураже, подумав между делом о том, что приворожить такого красавца ей ничего не стоит. А он окинул её с ног до головы с чувством превосходства: мол, посмотри на себя! Кто ты – и кто я.
«Вот именно, – усмехнулась Алла, – кто Я – и кто ты. Да в моём мизинце больше смысла, чем в твоей глупой красивой голове!»
Собственно, она не была так уж уверена, что голова у него именно глупая, но то, что не слишком умная, явно. От того, что он ничем не утруждался. Использовал данное ему природой – имелась в виду внешность, – но как-то глупо, бестолково. Имел толпы женщин, от школьниц до вполне бальзаковских теток. Хвастался перед друзьями своими победами, и все. Во всех остальных случаях он всегда был ведомым, делать что-то по собственному почину не умел и не хотел, в общем, в жизни плыл по течению, как дурная щепка.
Она к нему не совсем справедлива. Спортом же он занимался. Вон у него какое тренированное тело. И недаром именно его Веня направил выяснять отношения с отморозками.
Но всё равно такого человека Алла не могла бы полюбить. Только из-за красы. Или из-за накачанных мышц. Она уже была достаточно умна, чтобы не придавать этому особого значения. Ей всегда нравились мужчины с большой буквы. Без патоки в характере, жесткие и даже жестокие.
Тогда чего она сидит в своем кабинете с таким умным видом? Неужели для того, чтобы приворожить Виталика, ей нужны какие-то особые усилия? Достаточно щелкнуть пальцем, и он уже принадлежит ей.
Алле на миг подумалось, что это будет обременительно. Он же станет к ней таскаться, отвлекать, нюнить, а держать при себе такого вместо комнатной болонки ей может просто надоесть… Ладно, пока у неё никого другого нет, пусть при ней побудет. Что-то подсказывало Алле, что Виталий ей может понадобиться. Для чего – она ещё не знала.
В общем, она закрыла дом, вывела из гаража свою машину и не спеша поехала домой, выбрав нарочно путь подлиннее, через центр города. Торопиться было некуда, дома её никто не ждал.
Ей нравилось ехать мимо светящихся витрин, горящих реклам и чувствовать себя довольной жизнью. Любовь? Придёт, и скоро. Ей это обещали наверняка. Что ж, будем ждать. Кто умеет ждать, тот получает… известно, что!
Она включила «Авторадио» и стала напевать вместе с исполнителями хита: «Лунная мелодия где-то зазвучит вдали…»
Наверное, поэтому она не ощутила никакой тревоги. Эйфория перекрыла естественное состояние Шахворостовой. Несмотря на всё довольство жизнью, обычно она была настороже. И не верила, что человек человеку друг. Волк – это куда вернее.
«Лунная мелодия». Лучше бы напевала что-нибудь другое. Например, «В эту ночь решили самураи перейти границу у реки!».
До последнего мига ничего не чувствовала. Даже когда не стала пользоваться лифтом, а легко взбежала на свой четвертый этаж и сунула ключ в замочную скважину.
Только тут, когда открыла дверь и собралась войти в темное нутро коридора, почувствовала посторонний запах. Сердце толкнулось: беги! Но тут из темноты протянулась чья-то рука и схватила её, затаскивая внутрь.
Глава девятая
Даша встала на весы. Опять на килограмм похудела. Вроде нигде ничего не болело, а она всё теряла килограмм за килограммом. Как будто истончалась. Как будто с этого света медленно исчезала. Ей вдруг стало так жалко себя, что она заплакала.
«Прекрати немедленно! – прикрикнула она на эту слабачку Дарью Уварову. – Ещё бы не похудеть. Ни сна, ни отдыха. С утра до вечера на ногах. Пока всех чиновников обегаешь, пока перед всеми накланяешься… А со строителями сколько нервотрепки!»
Вот закончится всё, станет Даша хозяйкой пусть небольшого, зато модного салона, и тогда можно будет сесть и успокоиться. Ей вовсе не обязательно станет работать самой. Разве что обслуживать постоянных клиентов, которые приходить будут не просто в салон, а именно к ней.
Она прошла в гардеробную, где на полке в самом дальнем углу в большом пакете лежала её старая одежда. Тогда у нее был сорок четвертый размер. Потом, родив дочь, Даша поправилась до сорок шестого, и старые джинсы, например, уже надеть не могла.
Теперь надела. Свободно.
Мама вчера чуть ли не причитала над ней:
– Дашенька, ты во что превратилась! Худая, как велосипед. Небось не завтракаешь по утрам?
Она таки не завтракала. Вставала рано, как обычно. Чтобы приготовить завтрак Виктору. Потом поднимала Ладушку в садик. Девочка капризничала, есть не хотела. Даже плакала.
– Мама, в садике опять кушать заставят! Анна Иванна говорит: пока не съедите кашу, не выйдете из-за стола. Что ж мне, за столом целый день сидеть?
Она, конечно, была ещё слишком маленькая, чтобы замечать, как неладно в семье у её папы с мамой. И плакала от осознания несправедливости мира, не подозревая, что дальше будет ещё хуже.
В обед Даша тоже не всегда успевала поесть, потому что бегала на всякие согласования, или доставала стройматериалы, или договаривалась с поставщиками, ездила на склад осматривать оборудование.