Элизабет была невысокого мнения о Жозефине. В своих мемуарах она писала: «Боюсь, что потребность императрицы излить свое сердце, повторить все, что происходит между ней и императором, лишило ее большей части доверия Наполеона… Жозефина была подобна десятилетнему дитяти в ее щедрости, ее легкомыслии и быстрой смене чувств, в течение нескольких минут она могла зарыдать и утешиться… Невежественная, подобно многим креолкам, она выучилась почти исключительно слушанием других; но проведя большую часть своей жизни в наилучших кругах, приобрела грациозные манеры и тот жаргон, который, в модном обществе, часто занимает место ума…»
Когда Наполеон внезапно объявил, что навестит Жозефину со свитой в Эксе и сопроводит их во время официальной поездки вниз по Рейну, та от радости расплакалась. Как выяснилось во время плавания, соскучился-то он по Элизабет де Водей, и признаком этого нового увлечения стали гонения, которым он подверг жену. Когда одним вечером Жозефина заявила, что слишком больна, чтобы появиться на балу в Майнце, консул буквальным образом стащил ее за руку с кровати и заставил немедленно одеться для торжественного события.
В конце октября Жозефина застала мужа и свою фрейлину в небольшой комнате, располагавшейся над кабинетом консула. Судя по беспорядку, в котором пребывала их одежда, догадаться о цели этого свидания было нетрудно. Жозефина устроила мужу сцену, на которую тот отреагировал весьма грубо, но мадам де Водей через три дня была вынуждена подать в отставку, ибо ее обвинили в мотовстве, накоплении долгов и постоянном выпрашивании денег у казны. В дальнейшем она опускалась все ниже и ниже и закончила жизнь в доме призрения для бедняков.
Но Наполеон отправил мадам де Водей в отставку отнюдь не потому, что ее невзлюбила Жозефина или ее беспорядочные финансовые дела пятнали честь фрейлины супруги Первого консула. Просто у него возникло новое увлечение, и предмет этого увлечения не собирался играть роль игрушки властителя Франции, которой можно потешиться и за ненадобностью выбросить.
Мари Антуанетта Адель Папен родилась в 1782 году в семье уважаемых людей, адвокатов и чиновников средней руки, мать ее происходила из купеческих кругов, т. е. с точки зрения происхождения она не могла претендовать на место фрейлины. Однако, ее отец активно участвовал в политической жизни, он являл собой типичный образец личности, которым революция открыла путь в высшие эшелоны власти. В 1797 году Папен был избран в Совет старейшин, в 1799 году в качестве депутата от департамента Ланды стал членом Законодательного корпуса. Адели не исполнилось и двадцати лет, когда ее выдали замуж за Шарля-Жака Дюшателя, мелкопоместного нормандского дворянина, на 30 лет старше нее. Он был депутатом от департамента Жиронда в Совете пятисот, а после переворота 18 брюмера по рекомендации консула Роже Дюко был назначен Бонапартом государственным советником.
По отзывам современников, Адель была очень красивой женщиной, брюнеткой с синими глазами, жемчужными зубами, которые охотно демонстрировала, невзирая на некоторую худощавость, она отличалась величественной осанкой. Герцогиня д’Абрантес в своих мемуарах отмечала взгляд ее синих глаз с поволокой, «против поистине чародейного воздействия которого нельзя было устоять, общее впечатление было таково, что он сначала притягивал, а затем околдовывал». Мадам де Ремюза добавляла к этой характеристике, что «ее глаза выражали все чувства, которые она хотела внушить вам, кроме искренности, поскольку черты характера склоняли ее к скрытности».
Сопровождая своего пожилого мужа, она попалась на глаза Бонапарту, который заметил ее. К концу периода Консульства Наполеон стал приглашать эту пару в Мальмезон и склонять Жозефину к тому, чтобы та приняла мадам Дюшатель в штат фрейлин. Похоже, поначалу Жозефина благосклонно отнеслась к ней, по слухам, не в последнюю очередь потому, что ее сын Евгений Богарне стал проявлять к этой даме повышенное внимание.
Историкам не удалось установить, когда началась связь Бонапарта с Аделью. 5 августа 1804 года мадам Дюшатель родила своего второго сына (первый появился на свет в феврале 1803 года). Дитя нарекли Наполеон Жозеф Леон, по случаю его рождения Бонапарт прислал матери свой портрет в рамке, инкрустированной бриллиантами. Молодая мать оставила у себя портрет, а рамку вернула, продемонстрировав тем самым свою полную бескорыстность. Супруги Бонапарт согласились быть крестными родителями младенца, что моментально породило слухи об истинном отцовстве ребенка, так что некоторые исследователи по сию пору включают его в перечень биологических детей Бонапарта.
Если верить герцогине д’Абрантес, в ноябре 1804 года, незадолго перед коронацией, Жозефина по поведению мужа на празднестве, устроенном маршалом Бертье, поняла, что «сие была любовь, а не предпочтение, скорее оскорбительное, нежели почетное… Сие была именно любовь, как в молодые годы; и голос Наполеона, его взгляд, все в нем выказывало сие в течение всего вечера».