Любви все роботы покорны

Лейтенант Жан Ферье. Матерый разведчик – дальник, косой парсек в плечах, мастью блондинист, изящен в скулах, бицепс внушителен, взгляд – волчий. А главное – парень, судя по путевому листу, восемь месяцев наслаждался гордым одиночеством на своем скоростном корвете, залетел к нам на пару суток для мелкого ремонта и, как я надеялся, изрядно к настоящему моменту изголодался по невербальному общению.

Выяснив, где Жан остановился, я немедленно отправился к нему, застал на месте и коротко изложил свое предложение, не обращая особого внимания, как мой потенциальный актер багровеет лицом. Увы, с первого раза он понял меня как-то неправильно и замыслил явно недоброе, вплоть до физической расправы.

Оценив масштаб назревающей трагедии, я, тем не менее, не предался позорному бегству, а проявил чудеса изворотливости, рядом с которой коварство Шульца смотрелось бы детским фокусом с отрыванием пальца.

– Жан, дружище… – Я подпустил в голос толику горькой искренности. – Взываю к твоему рассудку и порядочности. Ты имеешь полное право счесть мое предложение оскорбительным, неэтичным и даже паскудным! Но неужели ты не сочувствуешь несчастным детям, по прихоти судьбы и научного подхода к жизни лишенным простого человеческого тепла?

– Сочувствую, – сквозь зубы процедил Жан, не убирая занесенного кулака.

– Так оцени и проникнись мужеством прекрасной женщины, готовой принести себя в жертву ради торжества человеческого естества над расчетливым унылым разумом. Видит Бог! Ей было трудно решиться на такой отчаянный шаг, но чувство долга перед обществом и любовь к людям превысили врожденную скромность и страх сомнений. И я считаю, наша обязанность, и даже священный долг, – облегчить и скрасить ей тяжкое бремя возложенной миссии…

– Стоп, стоп! – прервал меня Жан, чуть успокоившись и выпустив мой воротник. – Врешь ты складно, но теперь сверни красноречие в трубочку и объясни попросту: коего хрена именно я-то вам сдался? У вас тут что, своих мужиков нет?

Клюнул. Самое время подсекать.

– Твоя профессия окружена стойким ореолом романтики, – заявил я. – Приятель, во все времена женщин привлекают крепкие мужчины в военной, и особенно в летной, форме. Прикинь сам: нашей застенчивой актрисе в любом случае придется – ох, придется! – подвергнуться тяжкому моральному переживанию. Так с кем ей будет проще и комфортнее разделить это испытание? Разве с каким-нибудь рыхлым гражданским? Разве с каким-нибудь субтильным лаборантишкой, согласившимся на участие не по суровому велению мужественной души, а ради жалких премиальных иль вовсе для удовлетворения гнусной похоти? А?

– Так. Общую идею я вроде уловил. Вот только не уверен, смогу ли…

– О… – весьма натурально смутился я. – Неловко вышло, прости, не знал… правда. Если у тебя проблемы по этой части, извини, мне очень жаль.

– Нет у меня никаких проблем! – резво встрепенулся Жан. – Я имел в виду, как посмотрит мое командование на этакий перфоманс.

Ишь ты, какое он слово знает, – подивился я и поспешил успокоить героя:

– Отставить тревогу! Мы не станем указывать тебя в титрах. Так что? По рукам?

– Надо подумать, – замялся лейтенант. – А она… ну, симпатичная?

Я вспомнил светлый образ Вероники и временно потерял контроль над выражением лица. Этого оказалось достаточно, чтобы наша маленькая, но отнюдь не скромная команда пополнилась актером.

В лабораторию… бр-р-р, в студию Шульца я летел на крыльях победы и вдохновения. Мне не терпелось похвастаться успехами.

Там я застал Леночку – вторую из претенденток на роль. Она в длинном черном платье сидела на стуле и угощалась контрабандной сигаретой моего оператора. Сам Шульц увивался вокруг нее с ручной камерой, ловя выгодные ракурсы.

– Здравствуйте, Игорь, – прощебетала девушка и смущенно поднялась мне навстречу, – а мы вас ждали. Ну, я не буду мешать, пойду перекушу. Хорошо?

– Да, да, – кивнул оператор. – Как твои успехи, Игорь?

– Прекрасно! – отозвался я. – Сценарий готов, и я нашел актера.

– Вот как? – удивился Шульц. – Хм, хм. Ну что же… Пусть так. Хотя я, признаться, думал, что ты сам… А, ладно. И кто он?

Я в красках принялся описывать свои утренние приключения.

– Жан и Вероника, – ухмыльнулся Шульц, – даже псевдонимов не надо.

– Мой лейтенант артачился едва ли не с полчаса и даже порывался отредактировать мне внешность лица. Почему твои девушки так живо согласились, да еще все разом?

– Мужчины стеснительны, Игорь, – усмехнулся Шульц, – зачастую они боятся выглядеть смешно. Женщины, напротив, нередко уверены в своей неотразимости и втайне, где-то очень глубоко в душе, мечтают блеснуть родными прелестями перед благодарной публикой. Ведь согласись, что за тоска – держать в хорошей форме роскошное тело при весьма ограниченном доступе ценителей. Женщина – это актриса в первую очередь, порой ей необходимы овации.

– Вот только уж больно жанр у нас специфический.