Люди Дромоса

– Вот - русский человек! - завопила страждущая душа, и вновь полезла обниматься.

Дальнейшее, к стыду моему я помню смутно. Должно быть, в полном соответствии с марксистско-материалистическим учением, о котором в этом мире никто не слышал, количество перешло в качество. Кажется, бравый полицмейстер сошёл с дистанции, и я занял вакантное место, принявшись слизывать остатки помады с панночкиных губ. И вдруг стало мокро и совершенно нечем дышать.

Не соображая, что делаю, я заработал руками и… вынырнул на поверхность. Вокруг, куда ни глянь, водная гладь. Метрах в четырёх от меня виднелась голова нашей любвеобильной спутницы. Как-то странно посмотрев на меня, она глубоко вздохнула и нырнула. И, как говориться, с концами. Прошло минут пять-семь, прежде чем я осознал весь ужас создавшегося положения.

Я - в чужом коридоре. Вернее - в тупике. И попался, как последний идиот. Это ж надо, быть взятым в плен женщиной. И, надо признать, это профессионал. В невольном восхищении я позволил себе улыбнуться. Как пацана "сделала". А я-то, наивный, предпринял "меры предосторожности" в виде убойной силы "Белого медведя". Да, судя по всему, ей на это тьфу - и растереть. Да и "убежище" её как нельзя располагало к такого рода мероприятиям.

И, как нельзя кстати, пришо на ум одно из красивейших японских стихотворений, точь в точь подходящее к случаю:

Хотелось двигаться и быть в пути

И ехать в поезде

Поехал

А с поезда сошёл - и некуда идти

Для очистки совести попробовав "перейти" и, убедившись в бесполезности усилий, я принялся крутить головой и обнаружил метрах в двухстах некое подобие острова. Подобием же это было потому, что из воды торчал кусок скалы. Почти отвесные стены вздымались на добрых тридцать метров и не имели никакого намёка на растительность. Но выбора у меня, сами понимаете, не было и я заработал руками.

Добравшись до чёртова утеса, поплыл вдоль стенки, пытаясь оценить свои шансы взобраться наверх. И. обогнув его почти полностью, обнаружил место удобное для подъёма. Сразу стало как-то веселей и, не смотря на мокрую одежду, липнущую к телу, и норовившую зацепиться за малейший выступ скалы и изрядно мешающую, я всё-таки стал карабкаться наверх. А кто бы не полез на моём месте?

Взбирался я долго. Может - час а, может и больше. Если бы знал, как тоскливо просто сидеть и пялиться в бескрайний простор то я, наверное, растянул бы удовольствие часа на три. Или на пять. Ибо как раз здесь наиболее наглядно постиг истину, что счастье не в достижении цели, а в пути к ней. Но, раз уж залез, то не спрыгивать же обратно. И, улёгшись на твёрдые камни уставился в низкое серое небо и принялся ждать.

Должно быть, стервозный характер у дамочки. Вон какой ужас нафантазировала. Истеричка, наверное. Или фанатка какого нибудь "…изма". Всё больше и больше распаляясь, я окончательно и бесповоротно пришёл к выводу, что человеку с нормальной психикой до такого ни в жисть не додуматься.

У неё, наверняка, на совести не один десяток душ бедных и невинных представителей местной знати. И, ежели понырять с аквалангом, то обнаружиться, что дно подле утёса усеяно костями жертв.

Вскоре стало скучно, и я принялся выискивать в памяти что нибудь, когда-либо читанное, более или менее похожее на мой случай. Это ж всем ясно, что ежели знаешь, что кому-то горше, то, вроде как легче становиться.

"Один из самых длительных сроков пребывания в тюремном заключении приписывают Полю Гейделю. 5 сентября 1911 г. 17-летний носильщик одной из нью-йоркских гостиниц по имени Поль Гейдель был осужден за убийство второй степени (по американскому закону - убийство при смягчающих обстоятельствах). Он вышел из исправительного учреждения Фишкилл в г. Бикон, шт. Нью-Йорк, США, лишь 7 мая 1980 г. в возрасте 85 лет, отсидев в тюрьме 68 лет 245 дней."

М-да, впечатляет. Но, как ни странно, облегчения не появилось. А сука-память подсовывала всё новые и новые факты:

"Самый старый заключенный Билл Уоллес (1881-1989) последние 63 года жизни провел в психиатрической больнице в Арарате, шт. Виктория, Австралия. В декабре 19 г. он убил человека в одном из ресторанов Мельбурна, однако его признали невменяемым и в феврале 1926 г. передали дело в Управление психиатрии. В результате Уоллеса поместили в психиатрическую лечебницу, где он и пребывал вплоть до смерти 17 июля 1989 г., случившейся незадолго до его 108-летия."

Представив такую прорву времени, почти вдвое превышающую всю мою сознательную жизнь, я поневоле заволновался и стал вспоминать что нибудь более приятное. Вот, кажись, это больше способствует укреплению духа:

"Бывшая советская гражданка Татьяна Русанова, ныне проживающая в Хайфе, Израиль, в 1943-54 гг. 15 раз совершала побеги из разных сталинских лагерей и после поимки 14 раз приговаривалась к новым срокам заключения".

Что ни говори, а молодец тётка! Но, к сожалению, ни просидеть шесть десятков лет, ни попытаться пятнадцать раз бежать я не сумею. Так как где-то через недельку загнусь от тоски.

Подобные мысли нагнали совсем уж чёрную тоску, и я заснул.