Люди, горы, небо

Станислав четко отработанным выпадом мушкетера рванул из кожаного чехла самодельный тесак и бросил Егор-чику.

Если бы Егорчик поймал тесак на лету, он скорее всего порезал бы себе руки. Но он и не подумал ловить его на лету. Чересчур поспешно ловить обоюдоострые вещи было, видимо, не в правилах Егорчика. Риска он не уважал. Хватит с него, что чуть в ущелье не свалился. С минуту выждав, он поднял нож с земли за черенок.

– У таких, как ты, совершенно нет самолюбия, – отчитывал его Станислав вдогонку. – Тебе наплевать, что какое-то дело у тебя получается хуже, чем у других. Ты всегда садишься в шлюпке на корму, охотно уступая товарищам весла, когда нужно грести надрываясь. Ах, ты и грести не умеешь?! Но тебя это вполне устраивает! Ты и не стараешься научиться.

Шеф помалкивал, потому что Станислав поучал его коллектора справедливо. Шеф не умел говорить таких резких слов человеку в глаза. То есть он, наверное, умел, но ему было нелегко определить момент, когда с полным основанием можно обрушить на подчиненного словесные громы и молнии. Вот только уж если начинала дрожать губа… а впрочем, он не давал губе разыгрываться.

Глядя, с какими муками Егорчик снимает узкие в подъеме резиновые сапоги, шеф проговорил с осуждением, но и с участием (коллектор казался таким беззащитным):

– Да-а, Миша, незавидная вам предстояла бы ночь в смысле удобств, окажись вы один на голом месте по ту сторону ущелья. Да еще под проливным дождем.

– Он бы загнулся, – четко сказал Станислав.

– Ну уж, – позволил себе усомниться шеф. – Разжег бы костер…

– Не разжег бы он костра.

– Это почему еще?

– Не сумел бы. Или поленился бы. Дождь ведь.

Шеф взглянул на Егорчика искоса. Тот странно улыбался, глядя куда-то в сторону. Шеф не мог понять своего помощника, не мог уяснить, что это у него: тупая безобидность, толстокожая бесчувственность или же мстительное, себе на уме, равнодушие. Конечно, инициативы в работе он не проявлял. Сообразительностью не отличался. Но он безропотно слушал его, ни единым словом не перечил.

Может, эта его тупая безответность и устраивала шефа?

Да нет же! Просто Егорчик доставлял ему пока меньше хлопот, чем доставлял их когда-то капитан Зыбайло, чем доставляет их тот же вспыльчивый и высокомерный Станислав, который обо всем на свете имеет давно заготовленное мнение. Егорчик же всегда оставался в тени, и его присутствие вдруг обнаруживалось только вот в таких передрягах, вроде нынешнего перехода через остров.

Станислав уже устраивался на ночлег.

Всех вещей за раз забрать не удалось, оделись тоже легко, поэтому нечего было стлать на сырую землю под спальные мешки. Правда, у запасливого Станислава нашелся длинный лоскут перкаля, которым оклеивают крылья легких самолетов, – кто его знает, где он достал такой дефицит. Сложенный вдвое или вчетверо, перкаль уже предохранил бы от стылости и влаги.

Станислав подтолкнул Витьку плечом.

– Расстелем – и как раз вдвоем на нем уляжемся.

Витька немного подержал край перкаля и выпустил.

– Да нет, спите себе… А я как все, так и я.

– Вот кретин! – удивился Станислав. – Как все! Все на голове начнут ходить, гы тоже последуешь их примеру?

Честно сказать, шеф что-то не мог в Витьке разобраться. Это уже начинало его смущать: Егорчик – загадка, Витька – загадка, не много ли ребусов для одного необитаемого острова с территорией в три километра на четыре?..

Витька либо дурил, либо с ним что-то происходило. Да и не мудрено: кто может знать, как повернется их жизнь?

Если шхуна погибла, то маломощная ее радия едва ли успела сообщить миру о том, что на маленьком курильском острове остался геологический отряд – так сказать, остался без средств существования. Может быть, на берегу считают, что отряд погиб вместе с командой шхуны, и ищут шхуну? И всего верней, уже нашли ее? И установили, что людей поглотила морская пучина, а с нее взятки гладки?

Иначе спасение давно уже пришло бы! До поселка, откуда оно могло прийти, совсем близко – каких-нибудь десять часов ходу!

Вспоминать шхуну – все равно что старую рану бередить. Куда полезнее сейчас заняться Витькой… найти к нему ключ, как говорится.

Станислав вовсе не тот человек, кому с легкой совестью можно поручить заботу о таком парне. Железные взгляды на жизнь, этакая бескомпромиссность натуры, чем характеризовался сам Станислав, вряд ли могли быть перенесены в душу Витьки без серьезных поправок. Бывают, конечно, в жизни случаи, когда бескомпромиссность необходима, когда железо убеждений – благо. Но боже ты мой, человек ведь не металлическая опора для линии тока высокого напряжения, которую установили с расчетом, чтобы она стояла и не покачнулась века. Скверно, когда в крови растворено только железо. Нужно, чтобы в ней противостояли железу незримые, но достаточно мощные флюиды нежности. Чтобы было разумное равновесие. Избыток железа порождает жестокость, избыток доброты – прекраснодушие. Шеф не уважал крайностей.

Да, со Станиславом общаться сложно. Он герой. Таким по крайней мере представляется он Витьке. Велик соблазн быть на него похожим.