Люди и портреты (СИ)

  - Ничего там нет. - отмахнулась Татьяна. - Там ледник, мы с братом используем. Я там храню растворители, замазки. Химию всякую, чтобы краски лучше держались на холсте. Растворители, лаки, смолы, даже кислота есть, кажется. Все огнеопасно, летуче и токсично. Так что без толку лучше туда не соваться.

  - А зачем дверь заколотили тканью?

  - Так вход со стороны брата, здесь стена, ничего нет. Пойдем ужинать. - Татьяна поманила Павла за собой.

  - А Эрик приедет?

  - Он остался на ночь в своей городской квартире. Звонил, говорит надо понаблюдать тут одного важного пациента, далеко не стоит отлучаться.

  Они ограничились легким ужином, а затем Татьяна отправилась в ванную. Павел пытался 'переварить' полученную информацию, но абсолютно без толку.

  Плеск воды в ванной внезапно прекратился, и вскоре в комнату впорхнула Татьяна. На ней был розовый пышный узорчатый халат.

  Тумасов присмотрелся к ней... При мягком свете бра казалось, что Татьяна распространяет какое-то едва заметное сияние. В любом случае, выглядела она очень хорошо и соблазнительно.

  Художница уселась к лежавшему Павлу и легонько провела своими тонкими пальчиками по его торсу. Павел аккуратно приблизил ее к себе...

  А дальнейший 'процесс' напоминал цепь ослепительных вспышек, чередовавшихся с провалами в бездонные черные глубины. Ничего подобного Павел ни разу не испытывал. Сознание полностью 'выключилось', вместо него образовалось что-то нереальное, из смеси мрака и острейшего невероятного наслаждения. Порой Тумасов испытывал приступы удушья, словно очутился в вакууме. Он пытался вздохнуть полной грудью, но вместо воздуха ощущал лишь обжигающую пыль на губах, словно он попал в самый центр раскаленного смерча, бушующего посреди безводной степи. Вихрь поднимал его ввысь, куда-то уносил, а потом снова опускал на землю.

  Сколько все это продолжалось, Павел не знал, в этих новых реалиях не существовало времени. И вдруг все кончилось, оборвалось, прекратилось. Восторг, боль, наслаждение - все исчезло. Остался лишь мрак, и он сам, без сил лежащий в этом липком мраке. А вместе с наступившей прохладой пришло странное беспокойство, не отпускавшее его...

  Глава двадцать первая

  Павел проснулся. Было восемь часов утра. Он взглянул на Татьяну, лежавшую рядом. Она что-то шептала с закрытыми глазами, ее лихорадило. Тумасов положил ей руку на лоб: у Татьяны явно был жар. Павел аккуратно потрогал ее за плечо.

  - Что с тобой?

  Она открыла глаза.

  - Тебе плохо? Воды принести?

  - Не, не нужно. - слабым голосом произнесла она. - Я сейчас пойду... приму лекарство.

  - Давай, я сам принесу.

  - Ты не найдешь... я сама...

  Татьяна кое-как встала с постели, Павел придерживал ее за руку. Пошатываясь, она накинула халат и неряшливо-незаметным, но не оставшимся без внимания Павла жестом скинула ключи от мастерской со столика себе в карман халата. Босая, она вышла из комнаты.

  Что-то на инстинктивном уровне кольнуло Павла и он крайне аккуратно, словно находясь в разведке на вражеской территории в зарослях под Сухуми, направился за ней.

  Татьяна пошла по коридору прямо, свернула направо, спустилась вниз по лестнице и проскользнула в неприметную дверь под ней, закрыв, судя по звуку, ее изнутри.

  Так вот где находится вход в мастерскую непосредственно из дома, отметил Павел.

  Буквально через минуту раздался странный резкий сигнал, вроде зуммера, а затем какой-то скрежет.

  Очень интересно, - подумал Павел и тихо удалился назад в комнату.

  Через пару минут вошла Татьяна. Павел изумился разительной перемене - теперь это была веселая жизнерадостная женщина, безудержно скалящая белые зубки, ровные, один к одному.

  - Я не слишком долго заставила ждать? - она плеснула в него ехидным смешком.

  - Тебе уже лучше? - поинтересовался Павел.

  - Намного. - она взглянула на него широкими коричневыми зрачками и, мягко-бесшумно переступая босыми стройными ногами юркнула назад под одеяло.

   Павел впервые ощутил, что желание может возвращаться так многократно... словно кто-то переворачивал склянку песочных часов и все начиналось сначала...

  Наконец в десять он приподнялся на кровати и спросил:

  - Кофе будешь, Таня?

  - Буду. Не вставай, лежи.

  ...Жара к полудню усилилась. От Татьяны он выехал как-то совсем незаметно. Машина мчалась по автостраде к морю. Ветер со свистом задувал в полуопущенное окно, но, несмотря на это, было нестерпимо душно, словно кто-то нарочно откачивал из 'БМВ' воздух.

  В салоне звучал Майкл Джексон. В сторону города шли редкие машины. Навстречу же - целые вереницы - начало лета, начало каникул. Казалось, все жители столицы, во всяком случае, те, кто имел автомобили, сорвались с места и рванули за город.

  „Какой сегодня день? - попытался вспомнить Павел. - Видимо, суббота... Вот все и устремились на природу”. Он принялся считать дни недели, прошедшие с начала его знакомства с Татьяной, но никак не мог сосредоточиться. Выходила или среда, или четверг, но отнюдь не суббота. 'Ну и хрен с ним!' - плюнул Павел и еще сильнее вдавил в пол педаль газа. Машина понеслась с такой скоростью, словно это был не „БМВ”, а спортивный 'Ламборджини'.