Люди и спецслужбы

Притом, что содержательная составляющая словосочетания «гражданское общество» настолько неопределенна, многовариантна в такой степени, что становится подобной поэтике мечтателей-утопистов, вроде «города-солнца» Томазо Капманелла. Воображаемое «гражданское общество» обладает в представлениях своих апологетов таким количеством достоинств и возможностей, что начинает сильно смахивать на мифические лекарства вроде «эликсира молодости». Сами настойчивые призывы строить новый тип общества сильно похожи на истошные выкрики с предложением построить здание, к примеру, кинотеатра — без уточнения, из какого материала, на какие средства, чьими силами. А главное — какой точно конструкции, архитектуры, функционального предназначения различных помещений. А суть-то как раз и кроется в точности и четкой проработке проекта, его деталей, иначе получается очередное заоблочное «светлое будущее всего человечества».

Гражданское общество в наиболее общем виде определяют чаще всего как сообщество людей, наилучше защищенных от произвола чиновников, силовых ведомств. Но произвол любых должностных лиц обретают всегда вид разнообразных, в основном, корыстных злоупотреблений предоставленной им законом власти. Само злоупотребление есть правонарушение, и никак не поощряется тем же законом, но проистекает, прежде всего, из недостойных личных качеств, свойств конкретного человека, которые ему присущи прижизненно. Люди же в своей массе — продукт общества в целом, а отнюдь не только власти, которая в этом обществе сложилась. Тем более что и в самой власти — в большинстве оказываются каким-то образом специально отобранные люди, отнюдь не любой желающий там обретается. А то, что при попадании во властные структуры множество людей трансформируется в держиморд, казнокрадов и взяточников не следствие природы власти, а следствие, прежде всего, конкретно сложившейся в данном социуме культурной природы людей. Служить государству, обществу, находясь во власти, или заниматься стяжательством, используя полученные властные полномочия — проблема только внутреннего нравственного выбора каждого человека. И если общество продуцирует по преимуществу корыстных стяжателей, то защититься от властных можно только полностью разрушив всякую власть в обществе как социальный институт. А это — невозможно: лозунг «Анархия — мать порядка!» нигде не удалось материализовать в сколь нибудь удовлетворительные общественные институты управления.

Без государственной организации пока в мире не существует ни одно общество, кроме, естественно, отдельных африканских и австралийских племен. Но это — реликты, которые опекают и хранят пока опять-таки эти самые пресловутые государства. Ставить же задачу создать общественные институты, структуры, назначение которых — возможно более эффективная «опека» разнообразных государственных властных структур — больше из области интеллектуального блуда, который сам по себе — тоже весьма обширная и серьезная сфера общественно-интеллектуальной занятости наиболее своеобразно свободной почти от всяких от внутрисоциальных обязательств части населения, продуцирующий, по преимуществу, настолько нежизненноспособные и нереализуемые проекты, что свое практическое использование находит, как правило, только в одном: приводить в тревожно-возбужденное состояние отдельные социальные слои или их основную массу по реальным или придуманным основаниям — что тоже сама по себе функция востребованная, предваряющая в обязательном порядке все имевшие место социальные катаклизмы во всех обществах человеческой цивилизации.

Ныне именно здесь хранится и главный источник идей создания гражданского общества.

Но именно в этой сфере возникает наибольшее число недоразумений, конфликтов, противостояний у интеллектуальной части общества со спецслужбами государства, наибольшее число точек «искрения», но здесь есть и некоторое количество точек соприкосновения, в том числе и для разработки и реализации некоторых совместных проектов.

Эталоном негражданского общества у либеральной интеллигенции принято считать советское общество, особенно в период репрессий 30-х годов, когда даже незначительное административное нарушение могло обернуться тюрьмой. Когда почти единственным средством уцелеть, сохранить статус были собственное впечатляющее должностное положение, родственные, служебные или особые связи, деньги. Когда суды практически без купюр воспроизводили в своих приговорах обвинительные постановления следователей НКВД. Забывая при этом одну важнейшую деталь: жестокость и стремительность процедур карательных структур не были следствием их всевластия и разнузданности, а являлись последствием только той поставленной властью политической задачи понудить самыми жестокими мерами всех граждан СССР работать за небольшую плату (в разоренном государстве национальные прибытки были невелики и четко распределены) самоотверженно, на износ. Ибо только закончилась одна война и грозно накатывалась еще более страшная.