Люди и спецслужбы

Есть и иные объяснения этого феномена: в ситуациях со спецслужбами жертвами становятся люди в известной мере значимые, с обширным набором социальных связей, что, естественно, вызывает изрядный общественный резонанс, появляются публикации, значительно переживающие иногда своих авторов и события, которые тиражируются на самый фантастический, произвольный манер в памяти последующих поколений. Если же политическая жертва спецслужб стала таковой в результате доносов, иных провокаций — ореол мученика, возникающий при этом, многократно усиливает эффект. Притом, что сколь-угодно многочисленные жертвы войны ли, голода ли, бунтов ли или организованной преступности среди обычного населения, у большинства из которых по смерти остается скромненький крестик с тире между датами, не привлекают к себе почти никакого внимания. Хотя по любым религиозным канонам социальный статус невинно убиенных значения никакого не имеет. Но оценки Судьбы и людей никогда не совпадали. А человеческие оценки, как и историческая память о них — во многом лживы, лукавы, корыстно измышлены, и только в своей незначительной части некоторым образом справедливы. Потому-то мифы — страшилки, как и страшные сказки, часто непроницаемой завесой густо окутывают реальные исторические события прошлого. Но, как и в судьбе иных людей бывают случаи сумасбродств, болезней, впаданий в загулы, запои, иные куражи, так и в «биографии» спецслужб возможны периоды, когда «отклонения» в их деятельности от прописанных функций превышает все допустимые, приемлемые нормы.

Как правило, это очень короткие периоды в сравнении с продолжительностью существования той или иной спецслужбы, но запоминаются они надолго и окрашивают в свои зловещие тона деятельность спецслужб даже в их относительно «мирные», спокойные периоды.

Так, НКВД в своем «первозданном» виде функционировал чуть более 15 лет. Впечатление же о его работе в той бурный период «классовых разборок» в стране победившей «диктатуры пролетариата», запечатленные в громадном объеме художественной, публицистической, мемуарной литературы, кинематографе свежи и спустя долгие десятилетия, совершенно затеняя поистине героическую борьбу сотрудников служб безопасности с бандитизмом, разгулом преступности военных и послевоенных лет.

Причем, периоды всех наиболее памятных отклонений в деятельности НКВД, ВЧК, ОГПУ тех лет всегда точно совпадали с «отклонениями в развитии» всего общества того времени, либо его наиболее влиятельных социальных групп.

И если в недавних девяностых годах появилась повальная практика «крышевания» сотрудников и руководителей правоохранительных органов, то не обошло это явление, естественно, и спецслужбы, традиционно связанные в своей деятельности со всеми правоохранительными структурами. Отдельные, наиболее «впечатляющие» эпизоды этого ненормального, «сопутствующего промысла» завершились уголовными делами, стали известны широкой общественности страны.

Всякий нормальный сотрудник спецслужбы (как и всякий работник правоохранительных органов) — а ненормальных в службы не берут — четко осознает, что его работа гарантирует при благоприятном стечении обстоятельств только ранний, в сравнении с другими категориями населения, выход на пенсию и размер пенсии, несколько превышающий среднюю величину. До этой финальной черты служебной жизни в виде «преимуществ» — разнообразные риски: от возможности вылететь со службы, до вероятности получить пулю от своих или чужих. И никаких при этом значимых денежных или имущественных накоплений для семьи, детей. Что порождает в душе практически каждого работника длящуюся, весьма изнурительную борьбу мотивов в границах между «служить беззаветно, не щадя жизни и здоровья Отечеству» и «не позабочусь о себе сейчас сам — сдохну нищим». Драматизм этого внутреннего выбора обретает самые различные, порой драматические варианты реальной действительности, которыми изобилуют самые остросюжетные политические детективы мирового кинематографа. Где сотрудники и руководители, сделавшие корыстный выбор, встречают самый беспощадный и сокрушительный отпор со стороны нормальных, достойно служащих, коллег. В реальной жизни, к сожалению, гораздо чаще все бывает как раз наоборот. Когда же в спецслужбе людей с лично-корыстной мотивацией становится хотя бы более 10 %, начинается развиваться настоящая патология в отклонении от всяческих норм в ее деятельности — происходит ее перерождение в нечто противостоящее государству и обществу.