Россия в значительно меньшей степени, чем СССР, но все-таки осталась полиэтническим, многоконфессиональным государством с немалым числом мест компактного исторического проживания «малых народов», элита которых бесцеремонно вышибла русских со всех должностей, заменив их представителями своих семейных кланов. В таких ситуациях набирать кадры в спецслужбы из рядов местной элиты — давать ей в руки дополнительные и серьезные ресурсы в противостоянии федеральному центру вместо того, чтобы получать самим опору в борьбе с коррупцией, исламским фундаментализмом и т.п. Присланные же из центра «наместники» будут гарантированно не только лишены поддержки милиции, прокуратуры, суда, но и не получат в полном объеме необходимое материально-бытовое снабжение, будут рисковать жизнью всякий раз, когда попытаются всерьез разобраться хоть с какими-то серьезными финансовыми, иными комбинациями и гешефтами местных управителей. Пока нет еще подобных ситуаций только там, где сохранились кадры, сформировавшиеся в период КГБ СССР, мировоззренческая позиция которых была устойчиво ориентирована на защиту интересов мощного единого государства.
Не следует упускать из виду одно важнейшее обстоятельство: в многонациональном, поликонфессиональном государстве и обществе никогда не прекращается соперничество между ведущими этно-конфессиональными общинами за замещение возможно большего числа должностей во всех существующих «ветвях» власти и управления своими соплеменниками, единоверцами. Борьба за места, должности в представительных, исполнительных структурах власти идет с напряжением всех имеющихся в распоряжении средств: в первую очередь, финансовых ресурсов, родственных, дружественных связей и др. В современной России, где практика продажи значимых должностей стала почти официальным явлением, преимущества при получении даже самых влиятельных и значимых должностей государства весьма часто получают представители наиболее платежеспособных этно-конфессиональных общин. В известной мере это применимо, к сожалению, и к кадровой работе российских правоохранительных органов, иногда и спецслужб. В этой ситуации этнические общины бывают более инициативны: и не они объект внимания и контроля со стороны спецслужб государства, а в большей степени — как раз наоборот. Что, естественно, недопустимо, неверно и надлежит исправлению в возможно более короткие сроки. Ну а если уж иммунная система государства — поле состязания, а не метрологический регулятор межэтнических отношений, то бои, битвы за государственные должности приняли практически скрытый характер беспорядочной, гражданской войны, в которой часто победители успевают только едва отпраздновать успех, как оказываются среди повергнутых.
КГБ СССР же функцией регулятора справлялся вполне успешно. В качестве примера можно бы привести Дагестан, где проживает в рамках одной государственно-административной структуры 36 народов, пять из которых — государственнообразующие. Естественно, баланс их интересов применительно к практике распределения руководящих должностей во всех сущих аппаратах власти соблюсти было ох как непросто. Но «настройка» осуществлялась с помощью спецслужб настолько надежно, что даже в период распада СССР в Дагестане не было зафиксировано ни одной значимой попытки выхода из состава России. Несмотря даже на то, что из соседней Чечни предпринимались многократные, настойчивые, радикальные попытки инициировать движение местных сепаратистов.