Люди искусства

«Слова его в душу свою принимая,Ему благодарна всем сердцем была я…И много минуло годов с того дня,И много узнала, изведала я, —Но живо и ныне О НЕМ вспоминанье;Но речи поэта, его предвещаньеЯ в памяти сердца храню как заветИ ими горжусь… хоть его уже нет!..»

Перед Додо проходили московские увлечения поэта. Их немало, но ни разу она не сделает попытки обратить на себя внимание своего кумира. Она уверена: любовь, чувство зарождаются сами и, если они настоящие, не терпят насилия. В разгуле страстей чистое спокойное пламя ее привязанности не находит себе места, даже по признанию самой поэтессы, не ищет его.

А потом в жизни поэта появилась Натали Гончарова. Любящим сердцем Додо угадывала, насколько нелегким будет это чувство. Может быть, лучше других понимала характеры и особенности душевные участников будущей драмы. Но Додо не только не выдала своих чувств, а с удивительным добросердечием отнеслась к Натали. Не завидовала, не ненавидела – стремилась ободрить, помочь.

Правда, весной 1832 года было написано стихотворение «Отринутому поэту». В нем Додо с потрясающей проницательностью заметила:

«Она не поняла поэта!Но он зачем её избрал?…………………………Зачем он так неосторожноБыл красотою соблазнён?Зачем надеждою тревожнойОн упивался, ослеплен?

И как не знать ему заране,Что все кокетки холодны.Что их могущество в обмане.Что им поклонники нужны.…………………………………Она лишь слепок божества!»

Почти не знавшая настоящей жизни молодая девушка удивительно точно описала истоки будущей трагедии Пушкина. Как знать, что произошло бы, сделай Пушкин предложение Додо, а не Натали. Но Дантеса и Черной речки точно бы – не было.

«Ее чувства были не по нашим меркам», – признавался брат Додо, Сергей Сушков, отмечавший, кстати, что его сестра «далеко не была красавицею в общепринятом значении этого выражения. Она имела черты правильные и тонкие, смугловатый цвет лица, прекрасные и выразительные карие глаза, волосы черные, выражение лица чрезвычайно оживленное. Подвижное, часто поэтически-вдохновенное, добродушное и приветливое лицо; рост ее был средний, стан не отличался стройностью форм. Она была привлекательна, симпатична и нравилась не столько своей наружностью, сколько приятностью умственных качеств. Одаренная щедро от природы поэтическим воображением, веселым остроумием, необыкновенной памятью, при обширной начитанности на пяти языках, она обладала замечательным даром блестящего разговора и простосердечною прямотою характера при полном отсутствии хитрости и притворства, она естественно нравилась всем людям интеллигентным».

Да, она была очаровательна, романтична, но не только эти черты собирали вокруг Евдокии Петровны толпы поклонников. Не о юной светской красавице думал, например, Николай Огарев, едва не каждый день приезжавший в дом на Чистых прудах. Общность взглядов, мыслей, литературных увлечений казалась дороже всего остального.

Первым опубликованным стихотворением юной девушки стал «Талисман». Князь Пётр Андреевич Вяземский посещавший дом её родных случайно увидел тетрадь, без ведома девушки переписал стихи и отправил в Петербург Дельвигу, который и поместил их в своем альманахе «Северные цветы» 1831 года с подписью «Д…а».

«Есть талисман священный у меня.Храню его: в нем сердца все именье,В нем цель надежд, в нем узел бытия,Грядущего залог, дней прошлых упоенье.Он не браслет с таинственным замком,Он не кольцо с заветными словами,Он не письмо с признаньем и мольбами,Не милым именем исполненный альбом,

И не перо из белого султана,И не портрет под крышею двойной…Но не назвать вам талисмана,Не отгадать вам тайны роковой.Мне талисман дороже упованья,Я за него отдам и жизнь, и кровь:Мой талисман – воспоминаньеИ неизменная любовь!»

Ее брат и самый точный биограф писал впоследствии: