Люди искусства

(А не потому ли так мало знали мы о Жуковском долгое время после Октябрьского переворота? Крепостных не тиранил, с царями не ссорился, оскорбительных эпиграмм ни на кого из сильных мира сего не писал, за чужими женами не волочился… Прекрасный поэт? ну и что? явно социально чуждый элемент).

В 1818 году вышло 3-томное собрание сочинений Жуковского. Его приняли в члены Российской Академии. В 1820 году в составе свиты Великой княгини Александры Федоровны Жуковский совершил первое двухгодичное путешествие за границу: Берлин, Дрезден, Швейцария, Северная Италия.

В пути он получил письмо от Маши, сообщавшей радостную весть:

«Милый ангел! какая у меня дочь! Что бы я дала за то, чтобы положить ее на твои руки».

Через 2 года, по пути домой, его догнало еще одно письмо:

«Брат мой! твоя сестра желала бы отдать не только жизнь, но и дочь за то, чтоб знать, что ты ее еще не покинул на этом свете!»

В марте 1823 года Жуковский неделю провел в Дерпте рядом с Машей, тяжело переносившей вторые роды.

«Мы простились, – записал он в дневнике. – Она просила, чтоб я ее перекрестил, и спрятала лицо в подушку».

Вернувшись в Петербург, Жуковский получил известие о смерти Маши при родах ребенка. Последнее, предсмертное письмо, ему передали на ее могиле:

«Друг мой! Это письмо получишь ты тогда, когда меня подле вас не будет, но когда я еще ближе буду к вам душою. Тебе обязана я самым живейшим счастьем, которое только ощущала!.. Жизнь моя была наисчастливейшая… И все, что ни было хорошего, – все было твоя работа… Сколько вещей должна я была обожать только внутри сердца, – знай, что я все чувствовала и все понимала. Теперь – прощай!»

С годами, особенно после пережитой глубокой личной драмы, Жуковский все более задумывается о «небесном», о «святом», в стихах его все явственнее звучит религиозный, а порою мистический оттенок. И хотя друзья поэта опасались, что после смерти своей музы и «ангела-хранителя» Маши Протасовой он лишится главного источника вдохновения, перо он вовсе не думает оставлять. Разве что стиль его произведений становится несколько строже, порою он отказывается и от стилистических излишеств, и от традиционной рифмы. Слово для него все более и более становится знаком чего-то неизмеримо более существенного, чем видимый, осязаемый мир, а «избыток неизъяснимых чувств», по-прежнему переполняющий его душу, жаждет излиться и не находит вещественных знаков для выражения.

В то же время именно словами, поэтической речью Жуковский с годами овладевал все совершенней. Свидетельство тому – прежде всего его оригинальные произведения 20-х годов, пожалуй, наиболее совершенные создания его лирики – «Мотылек и цветы», «Таинственный посетитель», «Невыразимое», – стихи, проникнутые фантастичным переплетением жизни человека и тайной жизни мира, природы.

«Все необъятное в единый вздох теснится;и лишь молчание понятно говорит».

Впрочем, деятельность Жуковского не ограничивается одной лишь изящной словесностью. Уже маститый поэт, почетный член, а затем – с 1818 года – и академик Петербургской АН, он пользуется доверием императорского двора: осенью 1826 года он был назначен на должность «наставника» наследника престола, будущего императора Александра Второго.

Дельвиг сообщал об этом Пушкину:

«Жуковский, думаю, погиб невозвратно для поэзии. Он учит Великого Князя Александра Николаевича русской грамоте и, не шутя говорю, все время посвящает на сочинение азбуки. Для каждой буквы рисует фигурки, а для складов картинки. Как обвинять его! Он исполнен великой идеи: образовать, может быть, царя. Польза и слава народа русского утешает несказанно сердце его».

Сам Жуковский писал об этом: