Люди искусства

«…Мы были уже за шампанским. Снежная пена лилась через край стаканов, и через край лились из уст моих собеседников то плохие, то меткие остроты.

– А! Михаил Юрьевич! – вскричали двое-трое из моих собеседников при виде только что вошедшего молодого офицера.

Он приветствовал их коротким «здравствуйте», слегка потрепал Олсуфьева по плечу и обратился к князю (А. И. Васильчикову) со словами:

– Ну, как поживаешь, умник?

У вошедшего была гордая, непринужденная осанка, средний рост и замечательная гибкость движений. Гладкие, слегка вьющиеся по обеим сторонам волосы оставляли совершенно открытым необыкновенно высокий лоб. Большие, полные мысли глаза вовсе не участвовали в насмешливой улыбке, игравшей на красиво очерченных губах молодого человека.

Одет он был не в парадную форму; на шее небрежно повязан черный платок; военный сюртук не нов и не до верху застегнут, и из-под него виднелось ослепительной свежести белье. Эполет на нем не было.

Во время обеда я заметил, что Лермонтов не прятал под стол своих нежных, выхоленных рук. Отведав нескольких кушаний и осушив два стакана вина, он сделался очень разговорчив и, надо полагать, много острил, так как слова его были несколько раз прерываемы громким хохотом.

К сожалению, для меня его остроты оставались непонятными, так как он нарочно говорил по-русски и к тому же чрезвычайно скоро, а я в то время недостаточно хорошо понимал русский язык, чтобы следить за разговором.

Я заметил только, что остроты его часто переходили в личности; но, получив раза два меткий отпор от Олсуфьева, он счел за лучшее упражняться только над молодым князем.

Некоторое время тот добродушно переносил шпильки Лермонтова; но наконец и ему уже стало невмочь, и он с достоинством умерил его пыл, показав, что при всей ограниченности ума, сердце у него там же, где и у других людей.

Я уже знал и любил тогда Лермонтова по собранию его стихотворений, вышедшему в 1840 году, но в этот вечер он произвел на меня столь невыгодное впечатление, что у меня пропала всякая охота поближе сойтись с ним. Весь разговор, с самого его прихода, звенел у меня в ушах, как будто кто-нибудь скреб по стеклу…»

До Кавказа Лермонтов в компании со своим родственником Александром Столыпиным добирались долго – дороги были, мягко говоря, скверные. Едва приехав в Ставрополь, Лермонтов тут же испросил у начальства разрешения задержаться там «на несколько дней». А за это время успел загореться новой идеей: ехать не в Темир-Хан-Шуру (теперь – город Буйнакск), где находился его полк, а в Пятигорск.

Почему? Однозначного ответа на этот вопрос не существует. Не из-за того же, в конце концов, что случайный попутчик, оказавшийся вместе с ними на станции в крепости Георгиевская, превозносил прелести жизни в курортном Пятигорске, противопоставляя им трудности и опасности боевой жизни? Как будто Лермонтов сам этого не знал! И тем не менее…