Торжество Ахмада было недолгим. Султан Мухаммед Тапар пришел в ярость, узнав о захвате Исфахана. Напрасно гонцы от Ахмада привозили письма с изъявлениями покорности и обещаниями не нападать на султанские земли. Исполинская глыба Шахдиза была средоточием силы сельджуков, символом их власти. Оставить ее в руках еретиков-мулахидов было немыслимо. Султан сам повел войска – и удивился, узнав, что даже придворные препятствуют ему. Золото сынов Сасана могло победить в любом богословском споре. Факихи доказывали правителю Ирана, что люди Истины, такие же мусульмане, как и все остальные, произносят шахаду, блюдут шариат. Чем Ахмад в Шахдизе отличается от множества прочих эмиров, сидящих по городам? Пусть принесет клятву верности и командует крепостью. Под натиском разноголосого хора убеждающих Мухаммед дрогнул и заколебался, тем более что осада стоила бы множества жизней и денег. Но сынов Сасана подвело терпение. Когда султан лишь беспомощно смотрел то в одну, то в другую сторону, решая, куда склониться, они решили ускорить дело и подослали убийц к эмиру, бывшему самым яростным противником примирения. Эмир погиб. Его убийц схватили. Те, по обыкновению, в лицо схватившим их выкрикивали проклятия и угрозы и обещания скорой власти людей Истины над всем Ираном. Когда новость дошла до султана, он разогнал факихов и приказал начать осаду. Вскоре Ахмед своими глазами увидел, чего стоит верность приведших его к власти. Сыны Сасана не любили воевать и умирать. После первой же атаки они собрали сход и на нем заставили Ахмада послать к султану гонцов с просьбой о пощаде и обещанием сдать крепость, если осажденным позволят убраться восвояси. Ахмад стискивал кулаки и рычал. Его не слушали. Гонца все равно послали, и султан с радостью принял условие. В одну ночь крепость опустела. Лишь сам Ахмад, полный отчаяния и горечи, с горсткой верных укрепился во внутреннем замке. Он отбил еще два приступа. А потом те, кто решил не умирать вместе с ним, по веревкам спустились ночью со стены и рассказали, что в замке совсем мало защитников. Вдоль стен разложено оружие, но владеть им некому, и, если напасть с разных сторон одновременно, защитники не сумеют отбиться.
Назавтра, глядя из окна замковой башни на новый приступ, жена Ахмада надела свадебное платье и шагнула в дрожащий утренний воздух, прочь от крови и ужаса. А ее мужа, дравшегося со звериной яростью, взяли живым. Голым, с подпаленной бородой, его провели по улицам Исфахана. Толпа улюлюкала и швыряла в него нечистотами. Потом с Ахмада содрали кожу. Медленно, маленькими ножиками из мягкой меди. Умирал он два дня.
Сыны Сасана потеряли и Халинджан. На сей раз султан им отплатил той же монетой: когда они, поверив обещанию, вышли из крепости, он приказал схватить их и перебить всех до единого. Главарей их он посадил на колья, вбитые вдоль стен.
После этого сыны Сасана уже никогда больше не подымали головы так высоко. Они по-прежнему грабили и сеяли хаос, по-прежнему прельщали бедняков и прикидывались людьми Истины, – и нередко, сами того не подозревая, становились ими, неся пользу общему делу. Однако они всегда оставались на том месте, какое отвела им судьба, – на темной изнанке жизни, среди лжи и порока, среди тайного и постыдного. Но месть их осталась с Хасаном. Многие годы спустя простолюдины, говоря о людях Истины, вспоминали лишь бесчинства и разврат сынов Сасана, а не ясный простой свет правды, когда-то позвавшей к оружию.