Люди из пригорода

Пока злобная парочка сражалась с сугробом, молодые наши бежали изо всех сил. Алексей держал Пашку за руку, радостно отмечая, что она руку у него не забирает и иногда посматривает на него восхищенно, как на героя, которым он, однако, себя не считал. Алексей, опасаясь, что Пашка в своих худых сапогах да тряпье может замерзнуть на ледяном ветру, который вдруг задумал обдуть Горенку со всех сторон, повел ее напрямую через кладбище. На недавно расчищенные дорожки уже успел нападать снежок, но идти было не трудно, да и белые дорожки словно указывали им путь. Они уже было почти прошли все кладбище, стараясь, правда, не смотреть по сторонам, как вдруг услышали детский лепет и смех. К их удивлению, на снегу перед ними они увидели младенчика в ползунках, который держал в руках нехитрую пластмассовую погремушку. Ветер и снег, как видно, ему не мешали, а увидев перед собой людей, он засмеялся еще более радостно и даже как бы кокетливо и чуть-чуть отполз в сторону от дорожки. Пашка было попыталась взять на руки дитятю эту, неизвестно как оказавшуюся в безлюдном месте ненастной ночью, но руки ее прошли через ребенка, как сквозь туман, а он в свете луны, лениво показавшейся в холодном ночном небе, вдруг как-то посерел и помрачнел и, подняв лицо, вдруг сказал, как говорят довольно уже большие дети:

– Вы себе идите, идите. Нечего вам тут, замерзнете.

– А ты как это? – только и смог выдавить из себя совершенно растерявшийся Алексей. – Ты-то как будешь?

– А мне-то что, – так же радостно ответил младенчик, – я-то мертвый, мне не холодно, но мы еще встретимся, может быть, я у вас рожусь, – и, сказав это, младенчик кокетливо, как кокетничают дети со взрослыми, рассмеялся от всей души м затряс свою погремушку, которая, однако, звуков не издавала, потому как и она, видать, была не от мира сего…

Пашку от холода и страха начала вдруг бить сильная дрожь, и Алексей, смекнув, что делать им тут и вправду нечего, потащил ее дальше за собой. Доброжелательный младенчик помахал им вдогонку пухлой ручкой и крикнул:

– До встречи!

Минут через десять они уже добежали до хаты Алексея. От холода и ветра по Пашкиному лицу текли крупные слезы. Матушка Алексея, увидев их, всплеснула в ладоши и тут же принялась греть чай, усадила Пашку на единственный диван и укутала ее толстым одеялом, не зная, чем еще помочь.

От тепла и чая со всякой домашней снедью Пашка сразу заснула, прямо сидя на диване, и темно-медные ее волосы разметались по дивану, как осенняя листва. Алексей заботливо ее укрыл и, избегая материнских глаз, ушел к себе.

– Она у нас будет жить? – только и осведомилась Варвара Федоровна.

– У нас, больше ей пока негде.

А утром Алексея ожидал сюрприз. Мать помогла Пашке вымыться и одела ее в свое девичье цветастое платье, которое удивительно шло к темно-бирюзовым бездонным Пашкиным глазам. Кстати, оказалось, что она вовсе никакая и не Пашка, а Евгения, Женя, а Пашкой, к тому же Запертой, нарекла ее злобная проходимица, свалившаяся на Женькину голову неизвестно откуда подобно тому, как коршун с небесной высоты набрасывается на беззащитного зайца. Одним словом, красоты она была неописуемой, и Алексей про себя ругал Панаса, который отказался от такой дочери, не защитил ее и тем самым отдал на поругание злым и жадным людям.

Глаза его жадно пили ее красоту, но он старался на нее не засматриваться, чтобы не смущать. А Женя как-то сразу расцвела у них дома, словно редкий цветок, попавший наконец в подходящие для него условия. К тому же оказалось, что она, незаметно для Алексея, прочитала почти все его книги да и его собственные стихи и рассказы. И может даже читать его стихи наизусть.

Бегство Жени пришлось на пятницу, и выходные они провели дома. Отдыхали, разговаривали о том, о сем, о книгах, планах Алексея на будущее, о том, что и Жене пора наверстывать упущенное, а также заняться делами – закончить школу, отобрать у проходимицы дом, но самое главное – решить, чем заниматься дальше. Что может быть лучше, чем быть молодыми и вместе строить планы на будущее? К тому же, если это будущее, быть может, будет общим…

Алексей, тот почти уже был уверен, что наконец встретил свою судьбу. Правда, он отдавал себе отчет, что Женя с ее медно-золотыми волосами, точеной фигурой и прехорошеньким личиком, на котором бирюзовые озера глаз казались двумя сверкающими драгоценными камнями, скорее напоминает французскую кинозвезду, чем жену начинающего журналиста, но молодость на то и молодость, что ничего не боится и ничего не берет в расчет. Да и младенчик, тот загадочный младенчик, обещал, что родится у них, он ведь так и сказал: «у вас рожусь». Эти рассуждения Алексея успокаивали, и он суетился, как мог, вокруг Жени, потому что та не то что была больна, но два года в мрачном сарае несколько подорвали ее здоровье, хотя, как ни удивительно, не озлобили и характер не испортили. Она так ласково улыбалась, когда смотрела на Алексея, что ему казалось, что это ласковое весеннее солнышко согревает его…