Люди на краю пустыни

Дома в Северной Каролине не рассчитаны на холода. Дело в том, что их стены пропускают воздух, что вызывает некоторый дискомфорт во время резких похолоданий. К утру я чувствовал себя так, словно провел ночь в бараке ГУЛАГа. Я буквально оцепенел от холода. После того как один за другим душ приняли десять человек, горячей воды осталось не слишком много. Я же так поздно лег спать, зачитавшись рассказами участников семинара, что при всем желании не смог бы первым попасть в душ.

В общем, когда в десять часов утра мы собрались в столовой, я чувствовал себя не самым лучшим образом. Джон Кессел зачитал нам правила ведения семинара. При этом он старался сохранить бесстрастное выражение лица, но надолго его не хватило. Правила оказались довольно простыми. Каждый по очереди высказывал свои соображения по поводу обсуждаемого рассказа, за исключением самого автора, который молча ждал, пока все закончится. После того как все выскажутся, автор мог ответить своим оппонентам, если, конечно, он будет в состоянии хоть что-то сказать.

Я говорю он,

хотя на семинар было приглашено примерно одинаковое количество мужчин и женщин. Однако все писательницы по тем или иным причинам отклонили это приглашение. Так что у нас была чисто мужская компания. Затхлая атмосфера мужской раздевалки. Мне всегда намного больше нравилось женское общество, чем мужское. В мужских раздевалках мне вечно мерещится запах пота и старой мочи.

Я вздохнул с облегчением, убедившись в том, что футбольной командой здесь и не пахнет — каждый из нас обладал яркой индивидуальностью. Грегг Фрост, например, и в гробу не сможет сохранять бесстрастное выражение лица. Аллен Уолд носит прическу «конский хвост». Скотт Сандерс выглядит как профессор колледжа в компании первокурсников, которые поражают его своей молодостью. Джим Келли обладает блаженной учтивостью и чувственной внешностью молодого Питера О'Тула. У Стива Карпера такой вид, словно он ради собственного развлечения решает в уме сложные логарифмы, и когда ему попадается наиболее запутанный, то он едва сдерживает смех. В общем, здесь не было ничего такого, что можно обнаружить в обычной раздевалке — никто не зализывал раны и не распускал нюни. Никто не бурчал себе под нос: «Убью. Убью».

Но с теми ребятами, что имели наиболее грозный вид, я уже чувствовал себя вполне комфортно. Это был мечтательный и впечатлительный Джон Кессел, который отличался более чем удивительной сообразительностью, а также Марк Ван Нейм — единственный из присутствующих, кто обладал таким же ранимым сердцем, как и я, но которому всегда можно было доверить даже собственный мозг, позволив Ван Нейму провести на нем хирургическую операцию, причем с закрытыми глазами. И конечно Грегг Кейзер, с ним я познакомился, когда вел семинар в Университете Юты (уж не знаю, чему он мог у меня научиться). Всякий раз, когда я на него смотрел, у меня возникало смутное ощущение, что в ходе того семинара я наговорил много глупостей, но из доброты душевной Грегг никому о них не рассказывал. Лишь спустя годы я понял, что это впечатление было абсолютно верным.

Вот что я всегда терпеть не мог на семинарах, так это ситуации, когда критики соревнуются друг с другом в том, кто из них наиболее изящным образом выпотрошит свою жертву. После обсуждения первого рассказа стало ясно, что на этом семинаре такого не случится. Да, в комментариях критиков присутствовала доля юмора, но не было и намека на жестокость. У меня не было сомнений в том, что каждый из критиков высказывал свое мнение, учитывая то, какие чувства должен испытывать писатель, выслушивая его замечания.