Люди на краю пустыни

Он ходил взад и вперед, пока боль не заставила его сесть. Тогда он сел и сидел до тех пор, пока боль не заставила его снова ходить. День подходил к концу, но ни одной машины так и не появилось. Ну что ж, значит, ему не повезло — вероятно, правительство снова урезало нормы потребления топлива, и поэтому никто не ездит. Или оно закрыло эту дорогу, чтобы никто не ездил через пастбище, даже по дорожному покрытию. Судя по всему, эту дорогу недавно омыло дождем. Он мог так стоять здесь целую вечность, а между тем воды в его фляге осталось только на пару дней. Было бы ужасно глупо умереть от жажды только потому, что он провел целый день на дороге, которой никто не пользуется.

Лишь посреди ночи раздался шум мотора, и он проснулся, ощутив легкое подрагивание почвы. Машина была еще довольно далеко, но он все же увидел свет ее фар. Судя по шуму мотора, это был грузовик. И ехал он не слишком быстро, во всяком случае, его огни приближались довольно медленно. Оно и понятно, ведь сейчас все-таки ночь. Но даже если грузовик едет со скоростью тридцать миль в час, вполне возможно, что они его просто не заметят. За исключением футболки, вся одежда Дивера была темного цвета. Поэтому, несмотря на ночной холод, он снял куртку и фланелевую рубашку и встал посреди дороги так, чтобы свет фар падал на его футболку. Пока грузовик приближался, Дивер вытягивал руки в стороны и махал ими, стараясь привлечь к себе внимание.

Он подумал, что сейчас, наверное, похож на утку, которая, застряв в луже дегтя, машет крыльями, пытаясь взлететь. Его футболку едва ли кто-нибудь назвал бы белой: она была не очень чистой и поэтому не слишком выделялась на фоне ночной тьмы. Но все же они его заметили и нажали на тормоза. Увидев; что грузовик не может сразу же остановиться, Дивер сошел с проезжей части. Пролетев с воем и визгом тормозов мимо Дивера, грузовик проехал еще добрую сотню ярдов прежде, чем остановился.

В нем были хорошие люди: они даже сдали назад, и ему не пришлось тащиться к ним, взвалив на себя седло и все остальное.

— Слава Богу, что на дороге оказались вы, а не какой-нибудь младенец, — сказал мужчина, сидевший в задней части кузова. — Молодой человек, у вас случайно нет с собой тормозных колодок?

У этого мужчины был странный голос. Он звучал громко и протяжно, с акцентом, которого Дивер никогда прежде не слышал. Каждый отдельный звук произносился так четко и правильно, словно это был Глас Божий, обратившийся к Моисею на горе Синай. Диверу и в голову не пришло, что мужчина, возможно, просто пошутил. Такой голос не мог шутить. Напротив, Дивер испытал нечто вроде раскаяния в том, что совершил грех, не захватив тормозных колодок.

— Нет, сэр, извините.

Глас Божий хихикнул.

— Вы, наверное, не помните, но было время, когда ни один американец в трезвом рассудке и не подумал бы остановиться, чтобы подобрать такого подозрительного незнакомца, как вы. Так кто после этого будет утверждать, что со времен катастрофы Америка не изменилась к лучшему?

— Вот если бы у меня был целый мешок с рыбными тарталетками, — сказала женщина, — тогда бы можно было говорить о том, что жизнь изменилась к лучшему.

Ее голос звучал тепло и дружелюбно, но она в той же странной манере, что и мужчина, старательно выговаривала каждый звук. Слушая ее чрезмерно правильную речь, английскому мог бы научиться даже заяц.

— Я говорю о доверии, а она говорит о плотских наслаждениях, — сказал Глас Божий. — Это седло?

— Собственность правительства, зарегистрированная в Моабе, — он разом выпалил эту фразу, чтобы исключить малейшую возможность «исчезновения» седла.

Мужчина опять хихикнул.

— Так, значит, вы конный рейнджер?

— Да, сэр.

— Ну что же, рейнджер, похоже, что между незнакомыми людьми все еще нет полного доверия. Нет, мы бы не стали красть ваше седло, даже если бы из него можно было сделать тормозные колодки.

Дивер совсем смутился:

— Я не хотел сказать, что...

— Вы все сделали правильно, юноша, — успокоила его женщина.

Это был грузовик с открытым кузовом, борта которого были надставлены дополнительным деревянным ограждением. Автомобиль был старинным, как, впрочем, и большинство грузовиков. В Детройте[4] их больше не штамповали. За ограждением кузова лежала немыслимая груда каких-то баулов, деревянных ящиков и палаток, хаотически сваленных друг на друга, во всяком случае, так все это выглядело в ночной темноте. Над верхним краем одного из узлов, в которых, судя по их виду, находилось что-то мягкое, высунулась чья-то рука, а затем появилась голова сонной девочки лет двенадцати с растрепанными волосами.

— Что случилось? — спросила она. У нее был приятный голос, в котором не было и следа той чрезмерной правильности, которая присутствовала в речи взрослых.

— Все в порядке, Дженни, — сказала женщина. Затем она вновь повернулась к Диверу.

— А вам, молодой человек, лучше проявить благоразумие и надеть рубашку. Здесь холодно.

Было действительно холодно, и он стал надевать рубашку. Убедившись в том, что он последовал ее совету, женщина забралась в кабину.