Люди на войне

Тарле называет Гитлера «презренной карикатурой на Наполеона», Сталин говорит, что Гитлер «походит на Наполеона не больше, чем котенок на льва».

Наконец, самое важное в контексте нашей темы: Тарле противопоставляет Наполеона Гитлеру, подчеркивая, что, в отличие от «гнусного, чудовищного ига», наложенного на европейцев «немецко-фашистскими извергами», «владычество Наполеона в покоренных странах было ознаменовано не только деспотическим самовластием, но и некоторыми реформами, имевшими, безусловно, прогрессивное значение в то время». Сталин высказывается в том же духе, но еще резче: «Наполеон боролся против сил реакции, опираясь на прогрессивные силы, Гитлер же, наоборот, опирается на реакционные силы, ведя борьбу с прогрессивными силами».

Если в предыдущих фрагментах можно говорить о совпадении, о том, что и Тарле, и Сталин используют расхожие образы и общие места, то здесь случайность исключена. Сталин, как показал О. Н. Кен, контролировал работу историка над биографией Наполеона и вынудил его в предвоенные годы внести существенные коррективы в трактовку исторической роли Бонапарта. Если в первом издании книги (1936) читателю предлагалось подумать, «в чем Наполеон явился „завершителем“ революции, а в чем — ее ликвидатором», то во втором издании (1939) автор уже безоговорочно утверждал, что Наполеона «ни в какой степени нельзя считать „завершителем“ революции, а с полным правом необходимо считать ее ликвидатором». В рамках европейской политической традиции, по наблюдению О. Н. Кена, «Наполеон сближается с Луи-Наполеоном, с „бонапартистской контрреволюцией“, так что естественным оказывается вопрос (формулируемый Тарле в издании 1939 г. — О. Б.): „В каком же отношении стоит этот бонапартизм к современному фашизму?“».

Поэтому слова Тарле о прогрессивных реформах Наполеона в цитированной выше газетной статье (если они, конечно, не были согласованы с заказчиком) были некоторым отступлением от прежней указанной ему линии. Как бы то ни было, теперь Сталин де-факто санкционировал и даже усилил «новую старую» линию в оценке историком Наполеона. Противопоставление Наполеона Гитлеру станет одним из лейтмотивов текстов Тарле, созданных им в годы войны.

Как убедительно продемонстрировал О. Н. Кен,

война с Германией побудила Тарле радикально пересмотреть взаимоотношения бонапартизма с «современным фашизмом». Во введении к изданию 1942 года Тарле развернул позитивные характеристики личности («ясный и светлый ум» и др.) и деятельности Бонапарта, присутствующие в первом варианте. В новом введении был впервые развит тезис не только о революционной, но и цивилизующей роли наполеоновских завоеваний.

Речь шла у Тарле о таких нововведениях наполеоновской власти на завоеванных территориях, как

установление строгой законности в судах и администрации <…>, равенство всех граждан перед гражданским и военным законом, правильное ведение финансовых дел, отчетность и контроль, расплата звонкой монетой за все казенные поставки и подряды, проведение прекрасных шоссейных дорог, постройка мостов и т. д.

Полагаю, что причина подобных изменений кроется во влиянии войны не столько на Тарле, сколько на его заказчика, что и позволило историку вернуться к своему исходному, настоящему, а не искаженному по указанию Сталина взгляду на роль Наполеона в истории. Тем более что теперь это совпадало с задачами антигитлеровской пропаганды.

Европейский, освободительный контекст Великой Отечественной войны с прямой отсылкой к речи Сталина от 6 ноября 1941 года подчеркнут Тарле в брошюре «Гитлеровщина и наполеоновская эпоха»: