Люди ночи

– Да, – сказал Хансард. – Я подарил ей маленькую деревянную окарину на шнурке… Вы на чем-нибудь играете?

– На струнных по большей части. На гитаре и лютне. В университете я играла в группе с тремя другими студентками исторического факультета. Мы назвали ее «Палимпсест» – в том смысле, что рок написан поверх фолка.

– Как у Fairport Convention или Steeleye Span.

– Да. Мы играли в подвальчиках. Ничего из этого, естественно, не вышло. Думаю, так обычно и бывает. Это как с историей, верно, профессор Хансард? Увлекательное занятие, но не кормит.

– Выпьем за это, – сказал он, приканчивая свое пиво. – Хотите еще?

– Половинку.

– Отлично. – Он сходил за новой порцией пива, сел.

Она накрыла его руку своей.

– Спасибо вам.

– А вам спасибо за помощь, – ответил он, чувствуя, что язык немного заплетается от выпитого. – Сократические диалоги. Благодаря им…

Хансард осекся. К смерти Луизы он успел привыкнуть. К смерти Аллана – нет. Еще нет. Он похлопал Эллен по руке, почувствовал что-то холодное, и его бросило в жар – совсем не в сексуальном смысле.

– Вы носите обручальное кольцо, – сказал он.

– А вы – нет, – ответила она. – Невелика разница.

– Минуточку, – сказал он и тут понял. – Ой. А я-то тут из себя изображал… Господи. Извините.

– Ну вот, мы взаимно извинились. Можно ли теперь перейти в прошлую геологическую эпоху?

– Насколько… в смысле, насколько далекую?

– Четвертое мая восемьдесят второго года.

Он кивнул.

– Вам это что-нибудь говорит? – спросила она.

– Нет. А должно?

– Мой муж погиб на «Шеффилде»[66], – сказала она.

– А… – протянул Хансард, не зная, собирается ли она продолжать.

«Шеффилд» потопила ракета «Экзосет» во время Фолклендской войны (эксперты в кругу Аллана называли ее Южно-атлантической войной). Рэй Рэйвен говорил, что после этого продажи у «Экзосета» взлетели. Все любят победителей.

– Это произошло довольно неожиданно, – сказала она и вздохнула. – Что я говорю? Это было как гром с ясного неба. Просто человек у двери. «Соболезную, миссис Максвелл, но Англия ждет, что каждый[67], ну, знаете». И он исполнил. Что ждала Англия. Я пьяна.

– Хмм.

– Очень джентльменский ответ, сэр. – Она улыбнулась.

Ее улыбка сияла сквозь дымное марево паба. Она светилась.

«Сегодня я должен позвонить Анне», – подумал Хансард, прекрасно зная, что не позвонит.

– Итак, Николас? Вы джентльмен?

– В каком смысле?

– Да, полагаю, джентльмен. Мне нравится это в мужчинах. Не только это, разумеется.

– Возможно, мне следует вас проводить.

– Возможно, следует, – ответила она, и в ее голосе прорвалось рыдание; по щеке скатилась слеза. – Извините. Не знаю, что на меня нашло. Обычно я не заигрываю с джентльменами… в смысле, вообще ни с кем…

– Все в порядке, – мягко сказал Хансард, припоминая себя в таком же раздрае. – Все одно, повесят тебя как шута или как джентльмена.

– Что?

– О… – Хансард достал сценарий. Надо переключиться на что-то кроме их самих. – У Дидрика есть ключевая строчка, которую он все время повторяет: «Все одно, повесят тебя как того-то или как сего-то». С каждым следующим разом он чуть повышает ставки: «как бродягу иль раба», «как фата иль как сводника», и так далее, пока, наконец, перед самой придворной маской… вот, смотрите. Дидрик облачается в шутовское платье, отравленный кинжал, которым он собирается убить короля, упрятан в палку.

Дидрика наряжают в шутовские лохмотья. Они приплясывает и взмахивает палкой, изображая пародийный бой на мечах.

КОСТЮМЕР. Милорд, полегче, разойдется шов.

ДИДРИК. Я шут, и я кривляюсь, вам-то что?

КОСТЮМЕР. Сэр,

Я в жизни много повидал шутов,

Искуснейшие знали, что когда:

Ко времени и танец веселей,

Порой и грубый розыгрыш хорош.

Не в пору и не к месту тот же трюк

Взамен веселья может вызвать гнев.

Беда – не рассмешить, а разозлить.

ДИДРИК. Что сделают убогому шуту?

КОСТЮМЕР. Вот как бог свят, и убивали, сэр.

ДИДРИК. Кладбищенские шутки! Смерть за смех!

Но не смогу величие сразить —

Висеть-то что убийце, что шуту.

Хансарду показалось, что Максвелл всхлипнула, но тут он понял, что она смеется.

– Шуты и убийцы. Человеческий род как он есть. – Она вновь взглянула на Хансарда и улыбнулась не той светящейся улыбкой, что прежде, но с искренней веселостью. – Спасибо вам, доктор. А теперь я, наверное, пойду.

Они вышли наружу. Улица была ярко освещена, вест-эндские театры сразу за потоком машин сияли разноцветными огнями.

– Так мне… проводить вас? – спросил Хансард.

– Нет, не нужно. От свежего воздуха хмель сразу выветрился. – Голос у нее и впрямь был совершенно трезвый. – И все равно, спасибо за предложение.

– Я увижу вас завтра в музее?

– Нет, завтра я ужасно занята.

– Ох.

– Как насчет ланча в среду? – внезапно спросила она и вытащила из сумки блокнот. – Вот мой телефон. Место выберете вы. Не слишком рано, хорошо?

– Конечно, – ответил он.