Люди песков (сборник)

«Да, здорово этот Анкар-ага с верблюдом… — думал Довлиханов, шагая в контору. — Часть себе, три части продал. Мы неделю назад, когда двухлеток ногу сломал, прирезать прирезали, а мясо распродать не сумели. Так и пришлось закопать — протухло. А старик и с мясом будет, и верблюжонка купит на вырученные деньги. Хозяин!»

Глава двадцать седьмая

Как только Бибигюль вернулась из Ашхабада, мы, учителя, собрались в школе. Обычно в конце августа созывалась районная учительская конференция, но в этом году все по-другому. Дело в том, что большинство колхозов нашего района уже снялось с мест и расположилось вдоль железной дороги у станции Безмеин. Нам велено было собрать учебные принадлежности и ждать дальнейших указаний. Мы связали пачками классные журналы, книги, тетради, сложили их в ящики. Упаковали классные доски, географические карты, портреты… Что делать дальше, никто из нас не знал. Мы не знали даже, будем ли преподавать на новом месте, там ведь свои школы, свои учителя. Я, во всяком случае, если и приду в школу, то не учителем, а учеником: семилетку надо заканчивать.

Бибигюль рассказала о Кизылаякском районе, том самом, куда мы переезжаем, и о городе Керки. В Керках есть небольшие заводы, сельхозтехникум, а главное — педучилище. Когда я окончу семилетку, меня пошлют в это училище, и я стану настоящим учителем — так сказала Бибигюль.

Ей хотелось всем сказать что-нибудь хорошее. Два дня назад Анкар-ага получил от Паши телеграмму, где было только два слова: «Еду домой». Анкар-ага зарезал барана и пригласил всех соседей. Бибигюль даже не пыталась скрывать свое счастье, глаза у нее блестели; телеграмму она из рук не выпускала.

— Паша уже в Ашхабаде? — допытывались односельчане. — Когда приедет?

Бибигюль объясняла, что муж дал вчера телеграмму из Москвы; значит, если не задержится в пути, через неделю будет дома.

Гости с жаром обсуждали эту новость.

— А Москва — очень далеко?

— Ха! За Москвой — край света! Уж как поезд мчится, а только через неделю в Безмеин попадет!

— Дорога небось плохая. Как наш такыр весной. Развезет — ни на коне, ни на ишаке не проехать.

— Скажешь тоже!.. Та дорога, по какой поезд идет, железом выстлана.

— А ты видел когда-нибудь? Где же взять столько железа?

— Чего ж не видеть. Я в Теджене бывал. У меня там родственник в комсомоле. На машине ездит!

— На машине… Санджар Политик и то на коне! Что ж твой родственник — выше Санджара?!

— Значит, выше. У него в кабинете телефон — с Ашхабадом говорить можно.

— Чудеса! — вздохнул один из гостей. — Сколько нужно знать, чтоб такое устроить!.. Сам здесь, а говорит с Ашхабадом. Вот и Бибигюль: знает, за сколько дней поезд доедет от Москвы до наших мест.

— Да-да! — поддержал его сосед. — А ведь она еще не достигла вершин учености.

— Как же не достигла? Она, говорят, тринадцатый класс окончила. Да еще каждое лето в Ашхабад ездит учиться.

— Тринадцатый класс! — восторженно подхватил Нунна-пальван. — Вот почему она все и знает. Поднимется на бархан и видит оттуда Москву. Великое дело ученость! Махтумкули выходил из кибитки, и ему открывалась вся вселенная…

Глава двадцать восьмая

Я проснулся от шума машин, тяжело буксовавших в песке. С кумганом в руках вбежала сестренка.

— Ой, Еллы! Машины пришли! Одна около Сазака остановилась, другая — у Поллыка-ага. Уже кибитки разбирают. — И она снова выскочила на улицу.

Я оделся и поспешил к кибитке Поллыка. Машину окружили ребятишки. Взрослые подходить не решались, наблюдали издали.

Возле кибитки Анкара-ага стояли тетя Дурсун, Кейкер и Кейик. Как раз когда я проходил мимо, из кибитки послышался голос Анкара-ага, и женщины сразу исчезли в ней, словно их втянули невидимой веревкой.

Довлиханов еще вчера говорил активистам, что утром прибудут машины, и призывал провести переселение организованно, с подъемом, как большой праздник. Что-то не похоже на праздник…

Поллык-ага с важным видом подошел к женщинам, разбиравшим жилище. Помолчал, наблюдая за сборами, потом сказал, решив, видимо, их подбодрить:

— Вам что, сядете на машину и поедете, а я с чабанами весь скот должен перегнать: и колхозный и частный. Раньше чем за полтора месяца не управимся…

Женщины ничего не ответили.

— Ну, чего вы? — сказал Поллык-ага. — Будто там песков нет…

— Таких, как наши, нигде нет!.. — Жена Поллыка всхлипнула.

За машиной громоздился большущий, как вагон, прицеп. Мужчины стали складывать узлы в его темное необъятное нутро. Уже сложены были все части кибитки. Положили и кумганы и котел, в котором варили шурпу. Оставались куча саксаула и столб, за который привязывали верблюда. Погрузили саксаул. Жена Поллыка подошла к столбу, чтобы помочь выкопать его, но вдруг опустилась на землю и заплакала.

— Ты чего? — Поллык-ага испугался. — Товарищ Довлиханов как говорил: актив всегда впереди. А ты жена актива…

— Ну так что, у жены актива и сердца нет? — возразила женщина сквозь рыдания.

— Хватит! — крикнул Поллык-ага. — Не разводи сырость! Какой пример рядовым колхозникам? Полезай в машину. Ну, живо!