Люди пути. О суфиях, суфизме и суфийских историях

Каждый раз, когда мировое сознание совершает новый поворот, должна родиться новая религия — и новая религия будет в каком-то смысле абсолютно новой, а в другом смысле абсолютно старой. В ней будет содержаться все, что истинно во всех старых традициях, но это будет новое рождение, новое тело. Вино остается старое, но бутыль будет новой.

Истина не может быть новой или старой, это всегда одна и та же истина. У нее нет временных отличий. Та истина, которую постиг Будда, это та же истина, которую постиг я. Та истина, которую постиг я, это та же истина, которую постигнете вы. Дело не в том, что истин много — истина одна. Но язык Будды больше неуместен, уместен мой язык. Будда говорил две с половиной тысячи лет назад с другими людьми, с другим обществом, с другим умом. Естественно, он был вынужден говорить на том языке, который могли понять те люди. Я говорю с другим миром, с другим временем, с другим умом. Я должен говорить на другом языке. Истина та же, вино то же, просто бутыль другая.

Ты спрашиваешь меня: «Ошо, считают, что ты здесь, чтобы провозгласить новую традицию, не сохранить старые». Провозгласить новую традицию — это единственный способ сохранить старые. Если вы продолжаете настаивать на старом, старое умирает. Если вы цепляетесь за старое, вы цепляетесь за прошлое. Каждый раз, каждый век должен самостоятельно открывать истину, должен находить свой способ выражать ее, свой собственный способ танцевать ее, свой способ петь ее, должен находить свою проповедь, свое писание, своего мастера. Каждый век должен снова и снова находить истину. Это та же самая истина, но ее нужно находить снова и снова.

Это не так, как в науке. В науке, если вы открываете что-то, это открыто навечно. Больше нет необходимости повторно открывать. Религиозная истина совершенно иная. Ее нужно снова и снова открывать заново, только тогда она остается живой.

Я провозглашаю новую религию. Но как религия может быть новой? Это ведь древнейшая истина. Единственный способ дать ей новое тело, новое платье, новый язык, новые подходы, новый толчок и новое волнение — сделать ее живой для вас. Я приношу вам ту же религию, которую другие приносили для других. В каком-то смысле она новая, в другом смысле она наидревнейшая.

Поэтому те, кто понимает меня, они найдут... Если они любили Иисуса, они найдут во мне Иисуса, если они любили Будду, они найдут во мне Будду, если они любили Мухаммеда, они найдут во мне Мухаммеда. Поэтому вокруг меня собралось столько людей. Это редкое явление. Здесь индусы, здесь джайны, здесь буддисты, здесь мусульмане, здесь христиане, здесь иудеи. Вокруг меня вы можете найти всевозможных людей. Это редкость, такое никогда раньше не происходило.

Так не могло произойти раньше, потому что только в двадцатом веке сознание обратило внимание на глупости, присущие старым религиям. Оно обратило внимание на суеверия, изобличило их и готово их отбросить. Если бы я говорил на том языке, на котором говорю сейчас, в мусульманской стране тысячу лет назад, меня бы убили в первый же день, в самый первый день. Это было невозможно, но теперь это возможно. Вы можете спросить Кришну Мухаммеда, можете спросить Радху Мухаммеда... да, здесь есть саньясины-мусульмане. Это редкое явление. Они любят меня, они не находят никакого конфликта между мной и Мухаммедом. По сути, они нашли во мне Мухаммеда. Через меня они стали лучшими мусульманами.

Здесь евреи, здесь много евреев. Евреи — это обычно очень ортодоксальные люди. Они настаивали на своей идее, что они богоизбранный народ, что им принадлежит настоящая религия, что Бог говорил только с ними. Евреи не смогли принять своего собственного сына, Иисуса, но пятьдесят процентов из сидящих здесь — евреи. Вы удивитесь — пятьдесят процентов! И это не преувеличение, может быть и больше. Это редкость. Вы не могли принять Иисуса, вашего собственного сына, но вы можете принять меня. Что произошло?

Двадцатый век принес в мир новое сознание, это качественное изменение. Теперь вы видите, теперь вас больше не беспокоит язык и слова. Вы можете смотреть глубоко в мои глаза и видеть ту же истину, какой она открылась Моисею или Бааль Шему, основателю хасидизма.

Я провозглашаю новую религию — сущностную религию. В исламе она известна как суфизм, в буддизме она известна как дзен, в иудаизме — как хасидизм — это их сущностное, внутреннее ядро. Но я говорю на вашем языке, я говорю так, как вы понимаете, как вы можете понять. Я говорю на очень нерелигиозном языке. Я говорю так, будто бы я вовсе не религиозен. Это то, что нужно миру сейчас. Двадцатый век нуждается в религии, совершенно свободной от всех видов суеверий, абсолютно обнаженной, очищенной от всего лишнего.