Бледные лица горожан, незагорелые руки, спят крепко, но тревожно. Волнение непривычных людей никогда так не заметно, как во сне. Я слез с сеновала и вышел во двор. У ворот стояли подводы с грузом. Толстые, круглые грузовые мешки с нераспустившимися парашютами. Это говорило о том, что самолеты были с посадкой, а не сбрасывали груз на парашютах. Я вспомнил о радиограмме Ковпака. Может, это и есть ценный груз? Пощупав мешки, убедился, что содержимое было обычное: ящики с толом, патроны, мины, медикаменты и… киноаппарат.
У ездовых узнал, что командир давно уехал в лес к штабу. Я оседлал коня и поскакал к лесной опушке, где были расположены штабные подразделения.
Ковпака и Руднева я нашел на поляне, уходившей вверх огромным косогором, заросшим мелким ельником. Рядом с ними на расстеленной шинели сидел человек в полувоенной фуражке, сером коверкотовом костюме, с орденом Ленина. Он, казалось, дремал, прикрыв рукой глаза от солнца. Я взял под козырек.
— Знакомьтесь, — сказал Руднев.
Я отрекомендовался по всей форме.
— Демьян… — сказал скороговоркой человек.
Руднев продолжал докладывать обстановку. Потребовались справки. Я давал их по памяти, все время ощущая на себе внимательный взор из-под ладони. Незнакомец интересовался всем: частями противника, системой гарнизонов и патрулей, работой дорог и транспорта, базами и аэродромами, гебитс-комиссарами, ландвиртами и комендантами полиции…
Но больше всего удивил он меня вопросом:
— А какие у вас сведения о политике немецких властей в сельском хозяйстве?
Я молчал. «А черт их немецкий знает, какая у них политика!»— думалось мне.
Ковпак нахмурил брови и дымил самокруткой, как паровоз.
— Н-не знаю… — процедил я сквозь зубы.
— Надо знать, — сказал Демьян резко и больше не задавал вопросов.
Мне показалось, что мое присутствие уже не требовалось, и я отошел к штабу. Было немного обидно. Совсем недавно я закончил солидный доклад о состоянии гитлеровского тыла. Около тридцати страниц текста, отпечатанного Васей Войцеховичем на машинке, вмещали данные о гарнизонах по крайней мере четырех областей; расписания движения на железных дорогах и состав грузов; около полусотни характеристик немецких должностных лиц и почему-то фольклорные записи сказаний и песен народа о войне. «Правда, о сельскохозяйственной политике немцев там, кажется, не сказано ни слова, — думал я. — Да что я, агроном или облзо, что ли?..»
С бугра семенил к штабу Ковпак. Лицо у него было сконфуженное.
— Що ж ты, Вершыгора? Про сельску политику? А? От и надийся на вас, интеллигенция-яа!
— Ну что ж, что интеллигенция? Мало ли что кому захочется знать? Я ж не справочное бюро.
— Не кому, а… Поняв? — и дед поднял многозначительно палец к соснам.
Я ничего «не поняв».
— Да кто такой? Говорите вы толком.
— Радиограмму читав вчера? Ценный груз. Поняв?
Я начинал немного понимать.
Ковпак сделал таинственное лицо.
— А как же обращаться, звать как?
— Так и кажы: «товарищ Демьян», и точка. А про сельскую политику щоб все сведения… Поняв?
Конечно, законспирировать в отряде «ценный груз» не удалось. Уже к вечеру по всему отряду знали, что к нам прилетели руководители ЦК партии большевиков Украины.
— А Хрущев буде? — спрашивал дед Велас вечером у штабной кухарки, тети Фени, но сразу же удалился под ее грозным взглядом.
Мы все же решили не особенно разбалтывать о том, что в нашем отряде находятся такие люди, и Руднев поговорил минут пять с политруками и парторгами. Объяснил, что среди прибывших Хрущева нет. Что группу возглавляет один из секретарей ЦК КП (б) У.
Руднев объяснял:
— Был у нас такой обычай, — никогда не спрашивать у командования, куда идем, зачем. Так и сейчас, будут спрашивать: «Кто приехал с Большой земли?» — «Кому надо, тот и приехал». — «А как обращаться?» — «А вот так и называйте — товарищ Демьян, товарищ Сергей, товарищ…»
Этих объяснений было достаточно, и на следующий день наш лагерь зажил привычной трудовой, кропотливой жизнью муравейника. Только пытливые глаза «товарища Демьяна» ко всему приглядывались, все изучали. Иногда он отходил в сторону, на поляну или на лесную тропу, и, заложив руки за пояс брюк, ходил взад и вперед, о чем-то сосредоточенно думая. Иногда подходил к Рудневу, спрашивал и о чем-то снова думал. Люди его группы, Сергей Кузнецов, кинооператор Глидер, занимались своим делом.
Не скажу, чтобы мы чувствовали себя очень спокойно. Это партия проверяла нас и готовила для нас новые задания.
На третий день товарищ Демьян, встретившись со мной на поляне, спросил улыбаясь:
— Ну, как материалы по сельскому хозяйству?
— Постараюсь…
— А что еще у вас есть нового?
Я подал последнюю сводку.
Он прочел.
— Вы не пробовали это собирать, систематизировать, обобщать?
Я вспомнил о своем докладе. Порывшись в полевой сумке, подал ему тридцать страниц печатного текста.
— Ого… это я у вас возьму. Возьму, возьму, — и ушел, улыбаясь и потирая руки.
Через полчаса, съездив верхом в главразведку, я, возвращаясь, увидел Демьяна. Он сидел на пне, держал на коленях мой доклад и, видимо, читал его вторично, карандашом подчеркивая что-то.
— Слушайте! Подполковник…