Люди скорой. Честные истории о том, как спасают жизни

Сломанное запястье, порез на лице, старуха, умершая в одиночестве на каталке, юноша, свернувшийся в клубок, когда я делал ему пункцию спинного мозга, отчаявшаяся семья, семья полная надежд, семья, которой больше нет. Факты становятся новыми историями с новыми персонажами. Истины рушатся и возрождаются, чтобы разрушиться снова. Если задуматься, то это покажется чистым безумием. Но это единственный мир, который я знаю.

Я никогда не могу предугадать, когда, где и почему это произойдет.

Это просто случается.

Именно это случилось со мной в прошлый вторник.

* * *

Когда это случилось, я стоял посреди реки. Мой первый выходной после шести смен в приемном покое. Я проснулся еще до рассвета и поехал из города в горы.

Через три часа я уже стоял по колено в ледяной воде. Я перешел реку, пересекая каньон. Я собирался подняться на противоположной стороне каньона и пойти по гребню, поискать оленьи рога – олени сбрасывают рога осенью, в брачный период.

Сам не знаю почему, я остановился посреди реки и оглянулся. Меня окружали высокие деревья, на синем небе сияло яркое солнце – ни единой тучки. Я стоял, а вода бурлила вокруг меня, пытаясь сбить с ног.

Я повернулся по течению и слегка отклонился назад. Стоял я неподвижно, не до конца понимая, что заставило меня остановиться. Я словно чего-то ждал.

Не прошло и двадцати секунд, как мое внимание привлекла яркая красная вспышка под водой. Я ждал, думая, что мне это померещилось – наверное, осенний лист закрутило течением. Но вспышка повторилась, на этот раз ярче. Я наклонился посмотреть и оцепенел. Яркий, как красная стрела, лосось боролся с течением под водой. Через мгновение за ним последовал другой, потом еще один.

Я стоял и смотрел, как они плывут, лосось за лососем, стрела за стрелой. Они не знали, что я наблюдаю за ними. Ноги у меня заледенели, я забыл об оленьих рогах. Я стоял и смотрел, как они движутся. Рыбы изо всех сил боролись с течением, чтобы доплыть до места, отложить икру и погибнуть.

Небольшой лосось наткнулся на меня и попытался проплыть между моих ног. Двигался он медленнее остальных, и чешуя у него была краснее. Он явно выбился из сил. Не задумываясь, я наклонился и схватил рыбу. Лосось оказался холодным и удивительно плотным, словно длинная икроножная мышца, состоящая из речной гальки. Лосось дернулся, и вдруг, к моему изумлению, застыл. Глаза его расширились. Он явно не понимал, что происходит. Я вырвал его из жизни, из реки, из всего, что было ему знакомо. На мгновение в мире остались только я и эта роскошная рыба, сверкающая на солнце красной вспышкой.

Я думал о жизни этого лосося: откуда он приплыл, где жил, что делал… Я думал об уникальных моментах его жизни, которые принадлежали ему одному.

Я поднял его выше. Руки мои намокли. Я посмотрел ему в глаза. Внезапно мне показалось, что рыба посмотрела на меня.

И тут на меня нахлынули воспоминания.

* * *

Палата 9: Осмотр здорового младенца.

На электронном табло приемного покоя загорелась красная надпись – пациент готов к осмотру. Я кликнул имя, обозначив себя как лечащего врача. Надпись стала синей: Врач принял.

«Осмотр здорового младенца» – это специальный сестринский код для обозначения встревоженных родителей. Я взглянул на возраст пациента: четыре дня. Девочка. Джослин Скай Гейнс. Одну за другой я открыл вкладки в верхней части экрана, изучая ее медицинскую карту. Никаких настораживающих признаков – только запись акушерки, принимавшей роды. Девочка родилась доношенной, розовой и здоровой. 10 баллов по шкале Апгар.

Я открыл следующую вкладку: лихорадки нет, сердцебиение нормальное для четырехдневного младенца, уровень кислорода нормальный. Пока что все хорошо.

Я закрыл вкладки и направился в девятую палату, повесив на шею стетоскоп.

– Здравствуйте, я доктор Грин, – представился я матери, моя руки. – Я работаю в приемном покое.

Женщина слабо улыбнулась. Вид у нее был утомленный. На лице читалась тихая усталость молодой матери.

– Я Мэгги, – она указала на кроватку: – А это Джослин.

На каталке лежала туго спеленатая малышка. Она мирно спала. Мать завернула ее в одеяльце – розовое буррито лежало на белой простыне. Видно было только личико.

Я сел напротив Мэгги.

– Что случилось?

– Она спит не больше часа, – сказала Мэгги. – Она просыпается, а потом непрерывно кричит, – щеки ее порозовели. – А когда я привезла ее сюда, она спит как сурок.

Я осторожно опустил боковые поручни и поднял ребенка. Джослин слегка заворочалась, но не проснулась. Я аккуратно уложил ее на свой локоть и понаблюдал за дыханием по движениям одеяльца. Ритм дыхания нормальный. Девочка маленькая, даже для новорожденной. Я бы с легкостью мог держать ее одной рукой. Я откинул одеяльце, чтобы осмотреть родничок – мягкий участок на черепе новорожденных. У больных младенцев родничок бывает впалым или выпуклым. У Джослин все было в порядке. К своему удивлению, на ее светлой, почти фарфоровой коже я увидел несколько ярко-рыжих прядок.

– Она у вас рыжая, – улыбнулся я.