Люди сорок девятого (СИ)

Первый сын Джонатана Линдейла родился в конце сентября, когда на осинах трепетала уже тронутая позолотой листва. Несмотря на возражения мужа, Алиса настояла, чтобы мальчика назвали в честь отца и деда, теперь ранчеро должен был смириться с тем, что, слышал непривычное "старший", после своего имени. К этому времени дом был полностью отремонтирован и достроен, переклейменный скот жирел на горных лугах, а "рут-и-маклахан" и "смит-вессон" сорок четвертого калибра ни разу много месяцев не покидали пояса с вытертыми кобурами, висящего на гвозде в чулане, за исключением тех случаев, когда хозяин ехал в город... Если бы Джон почувствовал смутную угрозу, нависшую над близкими, он, не колеблясь, снова достал их и подготовил к бою, но все было тихо, а, отправляясь проверять скот, он брал охотничье ружье. Строительством и ремонтом дома Линдейл занимался сам, не считая самой необходимой помощи Боба и его людей, с наслаждением посвящая этому занятию свободные часы в светлое время суток, и его ладони за лето загрубели от молотка и пилы. В предзакатные часы он позволял себе расслабиться, сидя на пороге рядом с женой, глядя как красноватое угасающее солнце трогает косыми лучами стволы сосен, ужесточая границы теней, а потом следил за звездами и луной, или аккуратно прислушивался в предзакатной тишине к биению сердца своего не родившегося, но уже существующего ребенка и понемногу возвращался к самому себе, к тому, каким должен был быть если бы все эти бурные годы вдруг оказались сном, и он никогда не уезжал из дома, построенного руками его отца...

В тот же год миссис Черрингтон наняла Райли управляющим. Мортимер выжил, но остался в Денвере, где, как говорили, женился на ухаживавшей за ним сиделке.

В январе, когда за окнами бушевала метель, и младенцу понадобилась медвежья шкура, подаренная Летящим пером, Джонатан нанял еще людей из числа проезжих, ищущих работу и теплое место для ночлега. Теперь, когда не надо было спешить, и было куда возвращаться, у Линдейла появилась привычка коротать зимние сумерки у камина в кресле-качалке с трубкой в зубах, напротив, в таком же кресле сидела его жена. Алиса заметно располнела, после рождения сына, но Джону было все равно, он всегда видел в ней интересного собеседника и друга. Она научилась ради него вкусно готовить, шить, и взяла на себя все заботы о доме. Они каждый вечер находили все новые темы для беседы, могли не соглашаться друг с другом и даже ссорились довольно часто, из-за столкновения одинаково властных характеров, но ни не день не уставали друг от друга.

В конце января их навестил, как и обещал, Летящее перо и гостил больше месяца.

Через год Джонатан получил письмо от семьи, приютившей Соломона. Муж умер и жена, зная что одна не справиться с землей, решила продать участок и перебраться с детьми к матери и сестрам у которых были свои дети и мужья, жившие все в одном доме. Линдейлу пришлось скрепя сердце поехать в Джорджию и привести Соломона на ранчо. К его удивлению старик воспринял дальний переезд и все увиденное в новом доме спокойно, даже с некоторым оживленным любопытством. Он с удовольствием развлекал ребенка, рассказывал многочисленные истории, которыми была богата его память, даже сумел подняться на ноги, опираясь на палку, и самостоятельно передвигаться по дому. А миссис Линдейл хоть и не была Бэкки Соджерн, и не обладала аристократичными манерами, и даже могла в гневе выругаться похуже иного мужчины, но готовила очень хорошо. Скорее всего, старику просто довольно было того, что мастер Джонни счастлив, и Соломон полюбил новую семью.

Линдейл догадывался, что интерес к его земле стольких людей сразу вызван не только водой, горными лугами или железной дорогой. Золота тут не было, но Джону не давали покоя слова того испанца, которого пристрелил в его салуне О'Руни. Cabalero повторял слова мексиканцев: "mucho plata"[22.], и желал знать, где прииски. У Джона имелась небольшая заявка на Клиар-Крик, доход с которой уходил в былые времена на подкуп шерифа, зарплату Райли и другие непредвиденные расходы, но она давно истощилась.