Люди сорок девятого (СИ)

Военнопленных в Анденсонвилле было слишком много: набиты, как селедки в бочке, даже отыскать место для сна зачастую было непростой задачей. Они часто долго и мучительно умирали от побоев, недоедания, болезней. Начальству не было до этого дела: одним ртом меньше - только и всего. Но отчего-то в последние два года Морган считал каждую ушедшую жизнь, и в душе его стало расти и шириться, заполняя все внутри, уже давно знакомое, но во сто крат усиленное, горячее чувство протеста. Однако усилием воли он сумел его пригасить, оставив лишь слабый огонек, который был не в силах уничтожить, мерцать и тлеть в глубине сердца.

- Сегодня, к несчастью, - хищная улыбка Андена стала шире, - такой инцидент имел место. К сожалению, как вы сами можете убедиться, наш стрелок взял чуть выше, чем следовало, и, несомненно, получил строгое взыскание. А вам пусть это послужит хорошим предостережением.

Его сапог отшвырнул в сторону старую мешковину, и Морган стиснул зубы, чтобы не заорать от отчаяния и безнадежности, когда увидел покрытое черными пятнами синяков и шрамами лицо Джека Биггелоу, казавшееся восковым и еще более неподвижным в неверном свете фонарей. Его открытые глаза, с застывшей в них мертвой луной, казалось, просвечивали Джуннайта насквозь в тщетной попытке разглядеть что-то за пределами бытия.

- Беглец прожил недостаточно долго, чтобы изведать на себе полную силу моего гнева, - Анден, расхаживавший вдоль шеренги военнопленных, резко затормозил, - но следующему достанется в полной мере. А сейчас ты и ты (он ткнул наугад пальцем в двух парней из первой шеренги) отправитесь за стену и закопаете его, но помните о том, что я вам говорил... Нет, не сейчас. Земля за ночь промерзла. Лем, утром возьмешь пятерых и отконвоируешь этих двоих туда и обратно.

Помощник коменданта втянул носом ледяное зловоние и констатировал с улыбкой:

- Заодно и других закопают... Чувствуется, поутру солидный урожай соберем. А сейчас всем разойтись! И чтобы я ни одного синебрюхого, слоняющегося по лагерю, до утра не видел!

Они медленно расходились под конвоем южан. Ни слова не говоря, поплелись обратно к своим местам, чтобы лечь в вырытую в грязи яму, так похожую на могилу, под пологом из истлевших одеял, укрепленных на двух шестах, чтобы хоть немного защитить обитателя от ветра, согреться, закутавшись в почти не дающее тепла старое тряпье, и попробовать урвать еще несколько часов сна. По примеру своего шведского кумира Анден запретил пленным строить бараки, и комендант не смог его переспорить. Морган брел к своему убежищу, как в тумане, машинально переступал через лежащих вповалку на земле людей, с трудом передвигая, будто налившиеся свинцом ноги, и внутри его заполняла прохладно-липкая пустота. Многие не проснутся завтра на рассвете, даже некоторые из тех, кто сегодня еще передвигался. Джуннайт переступал через тела людей, которых знал, близко и не очень, через тех, кто уже не мог вставать. Они лежали, истощенные, похожие на обтянутые кожей скелеты, почти неотличимые от покойников, безразлично уставившись в равнодушные небеса, и ждали конца. В них жили только болезненно горящие глаза. При взгляде на них смерть от рук охраны казалась Моргану великой милостью по сравнению с медленным мучительным угасанием. Все годы в этом аду вдруг разом обрушились на его плечи, и Джуннайт постарел мгновенно на несколько лет. Он понял, что мир никогда уже не будет прежним: он необратимо меняется со смертью каждого человека, утрачивая то, что делает время неповторимым.

* * *