Читаем Люди сороковых годов полностью

- Хорошо, хорошо, - отвечал тот.

- Господа публика, прошу со сцены! - раздался голос содержателя.

Павел почти бегом бросился на свою скамейку. В самом начале действия волны реки сильно заколыхались, и из-под них выплыла Леста, в фольговой короне, в пышной юбке и в трико. Павел сейчас же догадался, что это была та самая женщина, которую он видел на доске. Она появлялась еще несколько раз на сцене; унесена была, наконец, другими русалками в свое подземное царство; затем - перемена декорации, водяной дворец, бенгальский огонь, и занавес опустился. Надо было идти домой. Павел был как бы в тумане: весь этот театр, со всей обстановкой, и все испытанные там удовольствия показались ему какими-то необыкновенными, не воздушными, не на земле (а как и было на самом деле - под землею) существующими - каким-то пиром гномов, одуряющим, не дающим свободно дышать, но тем не менее очаровательным и обольстительным!

IX

СВОЙ УЖ ТЕАТР

Приближались святки. Ученье скоро должно было прекратиться. Раз вечером, наш" юноши в халатах и туфлях валялись по своим кроватям. Павел от нечего делать разговаривал с Ванькой.

- Что ты, Иван, грамоте не выучишься? - сказал он ему.

- Я умею-с! - отвечал Ванька, хоть бы бровью поведя от сказанной им лжи.

- Что ты врешь! - произнес Павел, очень хорошо знавший, что Ванька решительно не знает грамоте.

- Умею-с, - опять повторил Ванька.

- Ну, возьми вот книгу и прочти! - сказал Павел, показывая на лежащую на столе "Русскую историю".

Ванька совершенно смело взял ее, развернул и начал смотреть в нее, но молчал.

- Ну, какая же это буква? - спросил его наконец Павел.

- Веди, - отвечал Ванька; и - не ошибся.

- А это какая?

- Аз!.. - И в самом деле это была а.

- Ну, что же из всего этого выйдет?

Ванька слегка покраснел.

- Вот это-то, барин, виноват, я уж и позабыл.

- Это нельзя забыть; это можно не знать, понимаешь ты, а забыть нельзя, - толковал ему Павел.

- Да я, барин, по своей азбуке вот знаю, - возразил Ванька.

- Покажи твою азбуку, - сказал Павел.

Ванька сходил и принес масляную-замасляную азбуку.

По ней он еще мальчишкой учился у дьячка, к которому отдавали его на целую зиму и лето. Дьячок раз тридцать выпорол его, но ничему не выучил, и к концу ученья счел за лучшее заставить его пасти овец своих.

- Какой это склад? - говорил Павел, показывая на слог ва в складах.

- Ва, - отвечал Ванька, весьма недолго подумав.

- А это что такое? - продолжал Павел, показывая уже в книге на ря (слово, выбранное им, было: Варяги).

Ванька опять молчал.

- Какой это склад? - обратился Павел снова к складам.

- Ря, - отвечал Ванька, после некоторого соображения.

- А это какой? - спросил Павел из книги и показывая на слог ги.

Ванька недоумевал, но по складам объяснил, что это ги.

- Отчего же ты по складам знаешь, а в книге нет? - спросил Павел.

Ванька молчал. Дело в том, что он имел довольно хороший слух, так что некоторые песни с голосу играл на балалайке. Точно так же и склады он запоминал по порядку звуков, и когда его спрашивали, какой это склад, он начинал в уме: ба, ва, га, пока доходил до того, на который ему пальцами указывали. Более же этого он ничего не мог ни припомнить, ни сообразить.

- Хорошо он умеет читать! - произнес Плавин, выведенный наконец из терпенья всеми этими объяснениями.

- Умею-с, - объяснил и ему Ванька.

- Поди ты, дуралей, умеешь! - воскликнул Павел.

- Чего тут не уметь-то! - возразил Ванька, дерзко усмехаясь, и ушел в свою конуру. "Русскую историю", впрочем, он захватил с собою, развернул ее перед свечкой и начал читать, то есть из букв делать бог знает какие склады, а из них сочетать какие только приходили ему в голову слова, и воображал совершенно уверенно, что он это читает!

- Умею! - произнес он, самодовольно поднимая свою острую морду.

Юноши наши задумали между тем дело большое. Плавин, сидевший несколько времени с закрытыми глазами и закинув голову назад, вдруг обратился к Павлу.

- А что, давайте, сыграемте театр сами, - сказал он с ударением и неторопливо.

Павел даже испугался немножко этой мысли.

- Как сыграем, где? - произнес он.

- Здесь у нас вверху, в зале.

- А декорации где же и занавес?

- Все это сделаем сами; я нарисую, сумею.

Павел взглянул почти с благоговением на Плавина.

- Завтра я пойду в гимназию, - продолжал тот: - сделаем там подписку; соберем деньги; я куплю на них, что нужно.

Павлу это предложение до такой степени казалось мало возможным, что он боялся еще ему и верить.

- Теперь, главное дело, надо с Симоновым поговорить. Пошлите этого дурака - Ваньку, за Симоновым! - сказал Плавин.

- Поди, Иван, сейчас позови Симонова! - крикнул Павел сколько мог строгим голосом.

Ванька пошел, но и книгу захватил с собою. Ночью он всегда с большим неудовольствием ходил из комнат во флигель длинным и темным двором. В избу к Симонову он вошел, по обыкновению, с сердитым и недовольным лицом.

- Поди к господам; посылают все, почитать не дадут! - проговорил он, махнув с важностью книгой.

- Что им надо? - отозвался лежавший на печи Симонов.

- Надо, знать, ступай!

Симонов сейчас же соскочил с печи, надел вицмундиришко и валяные сапоги и побежал.

Перейти на страницу:

Похожие книги

На заработках
На заработках

Лейкин, Николай Александрович — русский писатель и журналист. Родился в купеческой семье. Учился в Петербургском немецком реформатском училище. Печататься начал в 1860 году. Сотрудничал в журналах «Библиотека для чтения», «Современник», «Отечественные записки», «Искра».Большое влияние на творчество Л. оказали братья В.С. и Н.С.Курочкины. С начала 70-х годов Л. - сотрудник «Петербургской газеты». С 1882 по 1905 годы — редактор-издатель юмористического журнала «Осколки», к участию в котором привлек многих бывших сотрудников «Искры» — В.В.Билибина (И.Грек), Л.И.Пальмина, Л.Н.Трефолева и др.Фабульным источником многочисленных произведений Л. - юмористических рассказов («Наши забавники», «Шуты гороховые»), романов («Стукин и Хрустальников», «Сатир и нимфа», «Наши за границей») — являлись нравы купечества Гостиного и Апраксинского дворов 70-80-х годов. Некультурный купеческий быт Л. изображал с точки зрения либерального буржуа, пользуясь неиссякаемым запасом смехотворных положений. Но его количественно богатая продукция поражает однообразием тематики, примитивизмом художественного метода. Купеческий быт Л. изображал, пользуясь приемами внешнего бытописательства, без показа каких-либо сложных общественных или психологических конфликтов. Л. часто прибегал к шаржу, карикатуре, стремился рассмешить читателя даже коверканием его героями иностранных слов. Изображение крестин, свадеб, масляницы, заграничных путешествий его смехотворных героев — вот тот узкий круг, в к-ром вращалось творчество Л. Он удовлетворял спросу на легкое развлекательное чтение, к-рый предъявляла к лит-ре мещанско-обывательская масса читателей политически застойной эпохи 80-х гг. Наряду с ней Л. угождал и вкусам части буржуазной интеллигенции, с удовлетворением читавшей о похождениях купцов с Апраксинского двора, считая, что она уже «культурна» и высоко поднялась над темнотой лейкинских героев.Л. привлек в «Осколки» А.П.Чехова, который под псевдонимом «Антоша Чехонте» в течение 5 лет (1882–1887) опубликовал здесь более двухсот рассказов. «Осколки» были для Чехова, по его выражению, литературной «купелью», а Л. - его «крестным батькой» (см. Письмо Чехова к Л. от 27 декабря 1887 года), по совету которого он начал писать «коротенькие рассказы-сценки».

Николай Александрович Лейкин

Русская классическая проза
Бывшие люди
Бывшие люди

Книга историка и переводчика Дугласа Смита сравнима с легендарными историческими эпопеями – как по масштабу описываемых событий, так и по точности деталей и по душераздирающей драме человеческих судеб. Автору удалось в небольшой по объему книге дать развернутую картину трагедии русской аристократии после крушения империи – фактического уничтожения целого класса в результате советского террора. Значение описываемых в книге событий выходит далеко за пределы семейной истории знаменитых аристократических фамилий. Это часть страшной истории ХХ века – отношений государства и человека, когда огромные группы людей, объединенных общим происхождением, национальностью или убеждениями, объявлялись чуждыми элементами, ненужными и недостойными существования. «Бывшие люди» – бестселлер, вышедший на многих языках и теперь пришедший к русскоязычному читателю.

Дуглас Смит , Максим Горький

Публицистика / Русская классическая проза