Читаем Люди сороковых годов полностью

Все переходили по недоделанному полу в комнату Мари, которая оказалась очень хорошенькой комнатой, довольно большою, с итальянским окном, выходившим на сток двух рек; из него по обе стороны виднелись и суда, и мачты, и паруса, и плашкотный мост, и наконец противоположный берег, на склоне которого размещался монастырь, окаймленный оградою с стоявшими при ней угловыми башнями, крытыми черепицею, далее за оградой кельи и службы, тоже крытые черепицей, и среди их церкви и колокольни с серебряными главами и крестами. Нет сомнения, что ландшафт этот принадлежал к самым обыкновенным речным русским видам, но тем не менее Павлу, по настоящим его чувствованиям, он показался райским. Стены комнаты были оклеены только что тогда начинавшими входить в употребление пунцовыми суконными обоями; пол ее был покрыт мягким пушистым ковром; привезены были из Новоселок фортепьяно, этажерки для нот и две - три хорошие картины. Все это придумала и устроила для дочери Анна Гавриловна. Бедный Еспер Иваныч и того уж не мог сообразить; приезжай к нему Мари, когда он еще был здоров, он поместил бы ее как птичку райскую, а теперь Анна Гавриловна, когда уже сама сделает что-нибудь, тогда привезет его в креслах показать ему.

- Да, хорошо, хорошо! - скажет он только.

Мари очень любила вышивать шерстями по канве. Павел не мог довольно налюбоваться на нее, когда она сидела у окна, с наклоненною головой, перед пяльцами. Белокурые волосы ее при этом отливали приятным матовым светом, белые руки ходили по канве, а на переплете пялец выставлялся носок ее щеголеватого башмака. Мари была далеко не красавица, но необыкновенно миловидна: ум и нравственная прелесть Еспера Иваныча ясно проглядывали в выражении ее молодого лица, одушевленного еще сверх того и образованием, которое, чтобы угодить своему другу, так старалась ей дать княгиня; m-me Фатеева, сидевшая, по обыкновению, тут же, глубоко-глубоко спрятавшись в кресло, часто и подолгу смотрела на Павла, как он вертелся и финтил перед совершенно спокойно державшею себя Мари.

Однажды он, в волнении чувств, сел за фортепьяно и взял несколько аккордов.

- Ты играешь? - спросила его Мари, уставив на него с некоторым удивлением свои голубые глаза.

- Играю, - отвечал Павел и начал наигрывать знакомые ему пьесы с чувством, какое только было у него в душе.

Мари слушала.

- Ты очень мило играешь, - сказала она, подходя и опираясь у него за стулом.

Павел обернулся к ней; лица их встретились так близко, что Павел даже почувствовал ее дыхание.

- Но ты совсем музыки не знаешь: играешь совершенно без всяких правил, - проговорила Мари.

- Зачем тут правила!.. - воскликнул Павел.

- Затем, что у тебя выходит совсем не то, что следует по нотам.

Павел сделал не совсем довольную мину.

- Ну, так учите меня! - сказал он.

- А ты будешь ли слушаться? - спросила Мари с улыбкою.

- Вас-то?.. Господи, я скорей бога не послушаюсь, чем вас! - проговорил Павел.

Мари при этом немного покраснела.

- Ну, вот давай, я тебя стану учить; будем играть в четыре руки! сказала она и, вместе с тем, близко-близко села около Павла.

Он готов был бы в эти минуты всю остальную жизнь отдать, чтобы только иметь право обнять и расцеловать ее.

- Ну, начинай! - продолжала Мари.

Павел начал, но от волнения, а также и от неуменья, безбожно ошибался.

- Это нельзя! - сказала Мари, останавливая свою игру. - Ты ужасно что такое играешь!

- Вы никогда не будете в четыре руки играть верно! - вмешалась в разговор Фатеева.

- Отчего же? - спросила, обертываясь к ней, Мари.

- Оттого, что твой кавалер очень пылко играет, а ты очень холодно.

В тоне голоса m-me Фатеевой слышалось что-то особенное.

- А вы, chere amie, сегодня очень злы! - сказала ей Мари и сама при этом покраснела. Она, кажется, наследовала от Еспера Иваныча его стыдливость, потому что от всякой малости краснела. - Ну, извольте хорошенько играть, иначе я рассержусь! - прибавила она, обращаясь к Павлу.

- Я все готов сделать, чтобы вы только не рассердились! - сказал он и в самом деле проиграл пьесу без ошибки.

Мари, перестав играть, несколько времени сидела задумчиво.

- Знаешь что, - начала она неторопливо, - мне мой музыкальный учитель говорил, что музыка без правил все равно, что человек без ума.

- И ваше такое же мнение? - спросил ее Павел.

- И мое такое же, - отвечала Мари с своей обычной, доброй улыбкой.

- Ну, в таком случае, я буду играть по правилам, - сказал Павел, - но только вы же меня и учите; мне не у кого брать уроки.

- Хорошо! - произнесла Мари протяжно, и действительно после того они каждый вечер стали заниматься музыкой часа по два.

Павел, несмотря на чувствуемое столь милое и близкое соседство, несмотря на сжигающий его внутри огонь, оказался самым внимательным учеником. Такого рода занятия их прежде всего наскучили m-me Фатеевой.

- Когда же вы прекратите вашу музыку? Я наконец умираю со скуки! воскликнула она.

- Pardon, chere amie!* - сказала Мари, как бы спохватившись. - Вы совсем уж почти без ошибки играете, - прибавила она не без кокетства Павлу.

______________

* Простите, дорогой друг! (франц.).

Перейти на страницу:

Похожие книги

На заработках
На заработках

Лейкин, Николай Александрович — русский писатель и журналист. Родился в купеческой семье. Учился в Петербургском немецком реформатском училище. Печататься начал в 1860 году. Сотрудничал в журналах «Библиотека для чтения», «Современник», «Отечественные записки», «Искра».Большое влияние на творчество Л. оказали братья В.С. и Н.С.Курочкины. С начала 70-х годов Л. - сотрудник «Петербургской газеты». С 1882 по 1905 годы — редактор-издатель юмористического журнала «Осколки», к участию в котором привлек многих бывших сотрудников «Искры» — В.В.Билибина (И.Грек), Л.И.Пальмина, Л.Н.Трефолева и др.Фабульным источником многочисленных произведений Л. - юмористических рассказов («Наши забавники», «Шуты гороховые»), романов («Стукин и Хрустальников», «Сатир и нимфа», «Наши за границей») — являлись нравы купечества Гостиного и Апраксинского дворов 70-80-х годов. Некультурный купеческий быт Л. изображал с точки зрения либерального буржуа, пользуясь неиссякаемым запасом смехотворных положений. Но его количественно богатая продукция поражает однообразием тематики, примитивизмом художественного метода. Купеческий быт Л. изображал, пользуясь приемами внешнего бытописательства, без показа каких-либо сложных общественных или психологических конфликтов. Л. часто прибегал к шаржу, карикатуре, стремился рассмешить читателя даже коверканием его героями иностранных слов. Изображение крестин, свадеб, масляницы, заграничных путешествий его смехотворных героев — вот тот узкий круг, в к-ром вращалось творчество Л. Он удовлетворял спросу на легкое развлекательное чтение, к-рый предъявляла к лит-ре мещанско-обывательская масса читателей политически застойной эпохи 80-х гг. Наряду с ней Л. угождал и вкусам части буржуазной интеллигенции, с удовлетворением читавшей о похождениях купцов с Апраксинского двора, считая, что она уже «культурна» и высоко поднялась над темнотой лейкинских героев.Л. привлек в «Осколки» А.П.Чехова, который под псевдонимом «Антоша Чехонте» в течение 5 лет (1882–1887) опубликовал здесь более двухсот рассказов. «Осколки» были для Чехова, по его выражению, литературной «купелью», а Л. - его «крестным батькой» (см. Письмо Чехова к Л. от 27 декабря 1887 года), по совету которого он начал писать «коротенькие рассказы-сценки».

Николай Александрович Лейкин

Русская классическая проза
Бывшие люди
Бывшие люди

Книга историка и переводчика Дугласа Смита сравнима с легендарными историческими эпопеями – как по масштабу описываемых событий, так и по точности деталей и по душераздирающей драме человеческих судеб. Автору удалось в небольшой по объему книге дать развернутую картину трагедии русской аристократии после крушения империи – фактического уничтожения целого класса в результате советского террора. Значение описываемых в книге событий выходит далеко за пределы семейной истории знаменитых аристократических фамилий. Это часть страшной истории ХХ века – отношений государства и человека, когда огромные группы людей, объединенных общим происхождением, национальностью или убеждениями, объявлялись чуждыми элементами, ненужными и недостойными существования. «Бывшие люди» – бестселлер, вышедший на многих языках и теперь пришедший к русскоязычному читателю.

Дуглас Смит , Максим Горький

Публицистика / Русская классическая проза