Люди сороковых годов

Германские генералы никогда не отличались излишним человеколюбием по отношению к своим солдатам. Сейчас же они действовали с предельной жестокостью: построив дивизии в затылок друг другу, гнали их вперед. Дивизии таяли в течение немногих часов. Но на смену им появлялись новые и новые. Решив любой ценой прорвать фронт, германский штаб не жалел для этого ни людей, ни техники. Ведь второго фронта все еще не было!

Естественно, нас, военных журналистов, в эти дни особенно интересовали пленные немцы. Хотелось узнать, что думают эти люди, как отразилось пережитое на их психологии, что кроется под твердой скорлупой знаменитой немецкой дисциплины.

О некоторых встречах такого рода я уже рассказывал. Не все они были интересны: одни немцы были настолько запуганы россказнями Геббельса о «русских зверствах», что в плену теряли всякий человеческий облик и были не в состоянии связно отвечать на вопросы. Другие, дрожа за свою шкуру, угодничали и старались сказать только то, что, по их мнению, было бы приятно услышать «господину советскому офицеру».

Но встречались и такие пленные, чьи рассказы были весьма интересны: они помогали понять, что творится во враждебном нам мире, находящемся под контролем национал-социализма, как там живут люди, как устроена их психика, что думают те из них, которые еще не разучились мыслить.

Утром шестого июля в штаб 1-го танкового корпуса привезли двух пленных. И до чего же разными людьми они оказались. Это были член гитлерюгенда Гайнц Г. из Саксонии и шахтер Людвиг Г. из Рура. Гайнца Г. поймали у ручья, куда он с тремя приятелями ходил на водопой, — троих наши бойцы застрелили, а этого схватили за шиворот и притащили. А Людвига Г. никто не ловил; он пришел к нам сам, предъявив в качестве пропуска советскую листовку, сброшенную с самолета.

Так вот сначала о питомце гитлерюгенда. Узнав о поимке этой птицы, я очень обрадовался: давно хотелось откровенно потолковать с воспитанником нацистов, посмотреть, что представляет собой идейный противник наших комсомольцев. Но радость моя была преждевременной: откровенного разговора не получалось, да Гайнца, видимо, и не учили в гитлерюгенде рассуждать на политические темы и спорить, скорее, напротив, его отучили мыслить.

Передо мной сидел под кустиком, сжавшись, словно затравленный волчонок, белобрысый сморчок, маленький, плюгавенький человечишко 21 года от роду. Офицеру, который его допрашивал, он деловито сообщил, что в его роте в первый же день наступления убито 38 человек, еще 38 ранено. В строю осталось 18. Четверо ушли за водой, из них трое убиты, он, четвертый, в плену. Стало быть, теперь в роте 14 солдат.

Потом я попросил Гайнца рассказать о себе, о своей жизни, о том, как и почему он вступил в гитлерюгенд, чему его там учили и что он вынес из этой учебы. Он глянул на меня диковатым взором, видимо, ему никогда таких вопросов не задавали, и сам он над ними не задумывался. Но в плену, по его мнению, нельзя отказываться отвечать на вопросы, ему, наверно, будет плохо, если он не станет говорить. И Гайнц заговорил монотонным голосом. Он попросту рассказывал свою биографию, так ему было легче.

Да, он воспитанник гитлерюгенда. Почему он стал членом этой организации? Но ведь это очень просто! Когда мальчику исполняется четырнадцать лет, его принимают в союз. Как эта организация функционирует? Тоже очень просто: по месту жительства. Сначала в отряде, в который приняли школьника Гяйнца, состояло 100 — 120 человек — это было сразу после того, как фюрер стал рейхсканцлером. Потом в нем стало 400 человек, сами родители следили за тем, чтобы их дети не остались вне союза.

Чем занимались в союзе? Учились маршировать, стрелять, вести огонь по самолетам, водить мотоцикл, автомобиль, с 1934 года изучали планер. Еще работали в трудовых лагерях — строили дороги, аэродромы. Это когда уже исполняется семнадцать лет. Работа с семи часов утра до полудня, потом с часу дня до семи вечера. Возили песок, камни.

Еще что делали? Учились петь песни. Вы хотите послушать? Пожалуйста. Гайнц поет механическим, бездушным голосом, без всякого выражения, словно заводная кукла:

Вы слышите сигнал к бою?Друзья, мы будем сражаться все вместе.Мы не позволим себя обижать.

Мы боремся за свои идеи.К борьбе мы готовы — все вместе.

— Гайнц, Гайнц! А что же собой представляют ваши идеи, за которые вы хотели сражаться? И кто вас обижал?