…Внештатники были нужны, но не для Аниного самовыражения. Количество печатных знаков оплачивалось везде по-разному, тематика статей – от описания лифтов до предложений от агентств недвижимости – не очень-то вдохновляла, но все же это был хлеб с явной порцией заработанного мозгами масла (наша героиня, впрочем, терпеть не может это выражение). Аня писала вечерами и ночами, потом отдавала тексты наборщикам (компьютер был временно недоступен по причинам банальным: совсем нет денег), относила в редакции. На удивление, стиль ее статей – свободный, даже если и о лифтах – нравился как редакторам-дядям, запечатанным в галстуки и серые костюмы, так и редакторам-дядям, в них не запечатанным. На первые собранные в кучку гонорары она купила себе брючный костюм из тонкой темно-зеленой кожи и долго демонстрировала его на кухне перед Витькой. Так продолжалось полгода, но о «штатной единице» не могло быть и речи: «У вас нет специального образования», а если та самая речь и заходила в другие берега, то информация о временной регистрации, но не постоянной прописке действовала на менеджера по персоналу или главного редактора как душ Шарко: ей катастрофически отказывали. Аня стискивала зубы и шла писать очередную статью.
Вскоре она окончила курсы барменов и ушла из очень средней школки в середине года, вызвав тупую ярость директрисы, так и не посмевшей сделать за всю жизнь ни ша-га налево: а хотелось.
Новая жизнь – сутки через двое на ногах – открылась Ане во всей красе. Клуб, куда она устроилась, к счастью, оказался не «кислотным»; музыка не сильно давила, хотя, конечно, положа что там есть у кого на сердце… Однако, несмотря на определенные неудобства, Аня удивительно легко научилась смешивать коктейли и подкидывать на небольшую высоту бутылки «для создания спецэффекта», как она это называла. Вообще, у нее оказалась легкая рука, и, если бы не ноги… Те гудели, словно фабричные трубы уездного города N. Поначалу после суток Аня падала заживо, и весь следующий день, если не нужно было бежать к ученикам, проводила в четырех стенах – спала и валялась на кровати: безмысленно, тупо, дико… Потом привыкла. Наутро она уже могла писать, и писала почти непрерывно: много статей во много журналов, в том числе и электронных.
Контингент клуба мало трогал ее, ведь ей всего лишь нужны были бабки, чтобы: пункт а) купить компьютер, и пункт б) снять квартиру. Об остальном она пока не мечтала, предпочитая постепенность в вопросах материального мира, где нужно было элементарно выжить – здесь и сейчас, сегодня, а не как иначе.
Одна из подруг Ани по универу, Танька, думала по-другому и тихонько крутила ей у виска, когда они непериодично пересекались: «За два часа я зарабатываю, сколько ты в месяц. Ну за ночь, ладно. Если хочешь, я поговорю тут…» Аня не особо морщилась, но быстро делала свой особый останавливающий жест: «Дура. Тебе потом не захочется ничего…» – «Это ТЫ дура, Анька, наслушалась в детстве маминых сказок! Стой, стой вот теперь ночи напролет в баре, бегай по урокам, пиши в журналы, грызи гранит науки – а я за два часа…» Аня грустно смотрела в ее зомбированные зрачки и понимала, что совсем скоро им с Танькой говорить будет и вовсе не о чем – новая Танька, по-буржуйски Тайс, так разительно контрастировла с той, прежней студенткой, что Аня непроизвольно отворачивалась, слушая ее, хотя даже отдаленно не напоминала ханжу: «Один тут недавно так, блин… – думала, до горла достанет; и всю ночь, всю ночь! Вот жадность-то –