Люди в летней ночи

И вот теперь Хелка. Старой женщине было приятно смотреть на отпрыска своего рода — Хелку, которая росла такой красивой. Что уж там о ее имуществе — она, как бы там ни было, достигла совершеннолетия, была здоровой, красивой и сильной. Раздеваясь, старая хозяйка не могла не вспомнить свою девичью пору, когда возникало много таких ситуаций, в которых она чувствовала себя беспомощной. Было очень приятно думать о Хелке. Да благословит ее путь Тот, кто вправе благословлять.

Старая хозяйка время от времени посматривала на озеро, давала взгляду побродить туда-сюда в поисках лодки Мартты. Она уже подумывала, не сходить ли к хозяину, сыну своему, и сказать, что надо бы послать кого-нибудь на другой лодке туда, в Сюрьямяки. Но… ведь он же все-таки муж Мартты, и идти, говорить ему такое было неловко. Да и найдешь ли кого из домашних тут в такой воскресный вечер? Хорошо еще, если сам-то хозяин дома. Старая хозяйка в конце концов улеглась в постель, но долго никак не могла уснуть.

21

Салонен все повторял и повторял песню, которая как бы сама собой возникла у него на губах: «Одну руку суну ей под бочок — сула-вила-вэй, под бочок…» Пуоламяки сел вместе с ним в лодку, и они только вознамерились было рвануть к плоту, как откуда ни возьмись появилась и туша Меттяля.

— Ты, парень, не пой, ты только читай! — прорычал Меттяля и тут же сам возопил, что должно было означать его пение. Лодка, в которой находились Матти и Салонен, была уже в сажени от берега.

— Заткни глотку! — крикнул из лодки Салонен.

— Не тебе мне приказывать, Нокиа, можешь запомнить это теперь навсегда и на веки вечные, аминь!

В этот момент Меттяля нащупал на земле шест от вешала и поднял его.

— Иди-ка сюда, если ты такой храбрый! — продолжал кричать Меттяля, замахиваясь здоровенной жердиной. До лодки ею он не достал бы, позже это было точно установлено судом.

Однако заносчивые слова и угрожающие жесты Меттяля привели Салонена-Нокиа в безумную ярость. Он и вообще-то терпеть не мог этого здоровенного, неотесанного мужлана, у которого подбородок вечно был в густой небритой щетине, не было подтяжек и штаны свисали. Уже давно они втайне злились один на другого. И хотя лошадь принадлежала Меттяля, но сплавщики работали с нею поочередно, и всегда, когда наступала очередь Нокии, он дергал поводья без нужды и очень грубо бранил животное. Правда, потом он, бывало, угощал лошадь кусочками сахара, но это раздражало Меттяля не меньше.

Салонен не заставил себя долго упрашивать, он выпрыгнул из лодки в воду, выбрался на берег и, не раздумывая, бросился прямо на грозившего шестом обидчика. Тот, будучи пьяным да и вообще неуклюжим, не успел пустить в дело свою жердину, прежде чем длинное лезвие каухавасской финки, множество раз втыкавшееся в стену домика, не вошло по рукоятку ему в грудь с левой стороны, перебив ребро и пронзив затем сердечную мышцу.

Именно в этот момент Пуоламяки вроде бы и крикнул Салонену: «Бей как следует, если уж бьешь!», из-за чего он потом и стоял арестованный рядом с Салоненом. Но никто из свидетелей не решился в суде поклясться, что все было именно так.

Меттяля, получивший удар финкой, устремился инстинктивно, в каком-то сумеречном состоянии в бегство вверх по береговому откосу… Он успел достичь как раз границы травы ржаного поля и завалился там безжизненно на бок, кровь хлестала из раны, глаза остекленели и, казалось, уставились на луну.

«Все-таки… все-таки… надо было бы пойти в эти выходные домой… сходить… в свою сауну… и рядом с Сантрой… отдохнуть… отдохнуть… как раньше…»

22

Хозяйке Телиранты пришлось остаться в Сюрьямяки. Состояние Хильи было критическим, и поблизости не нашлось никого, кто бы мог прийти на помощь. Оставить же ее на ночь глядя одну с малыми, неразумными детишками было невозможно. Хозяйка спросила, все ли у Хильи наготове, — все оказалось в порядке, как и следовало ожидать.

— Я-то уже вообразила было, что по естественной причине могу больше не беспокоиться на сей счет, — посетовала Хилья.

— Оно бы, пожалуй, и лучше было, вам и этих, что есть, достаточно.

— Если бы да кабы, что же поделаешь.

Мало-помалу учащались предродовые схватки, было ясно, что, может быть, не пройдет и часу, как наступят роды. От Ялмари же не было ни слуху ни духу.

— Не будем тревожиться, не будем тревожиться, — сказала хозяйка Телиранты. — Ведь у Хильи в этом вроде бы никогда никаких особых заминок не бывало. Ведь каждый раз все шло нормально?

— Бывало все-таки и непросто — теперь мне надо в постель — это сейчас начнется — ой, господи боже мой, что за жизнь такая!

— Ну, ну, не надо… И Ялмари скоро вернется.

— Да-а, а корова-то, бедняга, что с нею будет?

— Все будет хорошо, она уже жует жвачку.

23