Федор Раскольников

Люди в рогожах

I

Три миноносца, как черные лебеди, плывут по широкой и многоводной Каме.

Старательно огибая частые отмели и перекаты, вплотную прижимаясь то к правому, нагорному, берегу, то к левому, луговому, они спешат в красный Сарапул, занятый Железной дивизией тов. Азина.

Острые форштевни узких миноносцев с легким журчащим плеском рассекают гладкую темно-синюю воду. В стройной кильватерной колонне головным идет «Прыткий», за ним «Прочный» и, наконец, замыкает шествие «Ретивый». Темная, беззвездная осенняя ночь окутывает реку непроницаемой мглой. Изредка мелькают красноватые огни прибрежных сел и деревень.

Тихо подрагивает стальной корпус военного корабля. В душном и грязном котельном отделении кочегары, мускулистые, как цирковые атлеты, сняв рубахи, ловко подбрасывают в открытые топки тяжелые лопаты мелкого каменного угля. Машинисты осторожно, не спеша выливают из длинных и узких горлышек масленок темное и густое смазочное масло на легко ныряющие быстрые поршни.

На высоком мостике головного миноносца рядом со мной, держась за рога штурвального колеса и зорко вглядываясь в ночную мглу, стоит рулевой. Старый лоцман с длинной седой бородой, достигающей пояса, в черном поношенном картузе и долгополом пальто похож на старообрядца-начетчика.

— Нельзя ли, дедушка, прибавить ходу? — спрашиваю его.

— Никак нельзя, товарищ командующий, — сокрушенно вздыхает старик. — Плес тяжелый, бакана не горят, и ночь темная. Не знаю, как доберемся.

В его дрожащем голосе слышатся неуверенность и тревога. За многие десятки лет лоцманской жизни старику впервые приходится совершать такой рискованный переход. Нам необходимо во что бы то ни стало прорваться в Сарапул. Преследуя по пятам белогвардейскую флотилию адмирала Старка, мы загнали ее в реку Белую, заградили устье этой реки маленькими продолговатыми усатыми минами «рыбка» и оставили для защиты минного поля почти всю нашу флотилию. По приказу энергичного командарма Шорина только миноносцы должны пробиться в Сарапул на помощь сухопутным красным войскам. Расположенное на их пути крупное и богатое, торгующее хлебом село Николо-Березовка занято белыми. Около села на берегу стоит батарея полевых трехдюймовых орудий. Поэтому прорыв возможен только ночью, когда навигационные условия необыкновенно трудны. К счастью, на Волге и Каме в 1918 году стояла на редкость высокая вода.

В густом мраке ночи из труб миноносца вылетают золотые искры, пышут красные огненные столбы. Я сообщаю об этом по рупору в кочегарку, и через несколько минут из широких скошенных труб валит густой черный дым. Нам надо проскользнуть незаметно и быстро, чтобы белые не успели нас обстрелять. Идем с потушенными огнями. Все люки плотно закрыты, иллюминаторы туго задраены тяжелыми крышками. Никто из команды не курит на палубе. Нетерпеливые курильщики спускаются вниз и в спертом воздухе затягиваются крепкой, нестерпимо пахучей махоркой.

— Подходим к Николо-Березовке, — полушепотом предупреждает лоцман.

Направо виднеются темные избы глубоко спящего села. В напряженной и жуткой тишине глухо и мерно, как большое железное сердце, работает судовая машина. От быстрого хода мелко дрожит корма, оставляя за собой шумный пенистый бугор воды, взрываемой лопастями винтов.

Как раз против Николо-Березовки река образует крутой и опасный перекат. К счастью, нам удается благополучно миновать его. После переката плес становится легче и уже идет по середине реки. Вздох облегчения вырывается из впалой груди старого лоцмана, когда опасное место оказывается позади. Он снимает с седой головы потрепанный черный картуз, закатывает к небу грустные серые глаза и на потеху улыбающимся матросам осеняет себя широким крестом.

II

На крытой плавучей пристани Сарапула собрались для встречи флотилии все власти города: секретарь уездного комитета партии, председатель исполкома, начальник гарнизона и командир полка. На берегу, впереди столпившихся рабочих, оркестр красноармейцев в длиннополых серых шинелях, сверкая на солнце медными, ярко начищенными трубами, играет веселый марш. Миноносцы, влача за собой длинные шлейфы темно-бурого дыма, проходят под высоким, еще не достроенным железнодорожным мостом и один за другим швартуются у многолюдной пристани.

Встречающие товарищи в легких меховых полушубках и черных кожаных куртках подходят, знакомятся, пожимают руки.

— Где же товарищ Азин? — спрашиваю я, желал познакомиться с ним.

— Он в Агрызе — там стоит штаб дивизии, — отвечают сарапульцы.

По крутому обрыву карабкаюсь в гору и направляюсь в местный Совет — двухэтажный каменный дом с балконом на грязной базарной площади.

В крохотных комнатах, заставленных простыми, некрашеными деревянными столами, снуют посетители. Члены Совета терпеливо дают им нужные справки.

В небольшой столовой кипит тусклый, нечищеный самовар, выпуская из отверстия в крышке тонкую струйку белого пара. На прилавке разложены по тарелкам ломтики черного хлеба с желтоватым голландским сыром.