— Вы только что сказали, что знаете, где может быть наша мама, — не отступала Рути. — Где она?
— Всему свое время, детка. — Кендайс снова улыбнулась и, обогнув Рути, прошла вглубь прихожей. — О, это как раз то, что мне сейчас нужнее всего! — воскликнула она и, на ходу стаскивая с рук перчатки, направилась прямо в гостиную — к печке. — А у вас тут уютненько… — Держа руки как можно ближе к печной дверце, Кендайс окинула комнату внимательным взглядом, и Рути попыталась представить, какой должна казаться незваной гостье их обстановка. Грубо обтесанные дощатые полы, выцветшие самотканые коврики, продавленный диван и облезлый кофейный столик… Убожество. Нищета.
— Послушайте… Я не знаю, как вы нас нашли, — сказала она, входя в гостиную вслед за Кендайс, — но вы выбрали для визита не самое удачное время.
Опустив взгляд, Рути увидела, что Кендайс натащила на ботинках довольно много снега, который успел растаять и превратился в грязные лужи. Если бы Элис была сейчас здесь, с ней, наверное, случился бы припадок. Одно из основных установленных ею правил, неукоснительного соблюдения которых она требовала от всех без исключения, гласило, что уличную обувь следует снимать в прихожей.
Фаун настороженно следила за гостьей из-за дивана. Заметив ее, Кендайс кивнула.
— Еще раз здравствуй, детка, — проговорила она. — Если не хочешь, можешь не говорить, как тебя зовут, но свою куколку ты должна мне представить. У нее ведь есть имя, правда?
Фаун промолчала. Щеки ее пылали, и Рути подумала, что у сестры снова поднялась температура. Красный комбинезончик, который Фаун носила уже несколько дней, был в грязи и в пыли, на груди темнело жирное пятно, волосы спутались и слиплись. Девочка выглядела как беспризорница, но Кендайс это, похоже, не смущало.
— У меня есть сын, ему примерно столько же лет, сколько тебе, — сообщила она. — Его зовут Люк. Тебе ведь шесть, правда?
Фаун нерешительно кивнула.
— Готова спорить, ты ни за что не догадаешься, какая у моего Люка любимая игрушка, — продолжала Кендайс. — Он просто обожает своего плюшевого утконоса! А знаешь, как он его назвал?!
Фаун отрицательно покачала головой.
— Спайк[12]
! — Кендайс негромко хохотнула.Фаун тоже рассмеялась и, покинув свое убежище за диваном, подошла ближе к печке.
— Глупо, правда? — спросила Кендайс. — Назвать
— А где он сейчас, этот ваш Люк? — заинтересовалась Фаун, и Кендайс перестала улыбаться.
— Он… он сейчас со своим отцом. Видишь ли, мы развелись, а его отец — он один из тех мужчин, которые норовят все сделать по-своему. Люк теперь живет с ним… — Кендайс провела рукой по своим светлым волосам. — Но если мне повезет, ситуация скоро изменится. Коренным образом изменится! Я еще не сказала своего последнего слова. В конце концов, это неправильно — не разрешать ребенку видеться с родной матерью!
Услышав эти слова, Фаун посмотрела на Кендайс с сочувствием.
— Это Мими, — сказала она, демонстрируя гостье куклу. — А меня зовут Фаун. Мне шесть с половиной лет.
— Шесть с половиной? Да ты уже совсем большая! И, похоже, совсем не глупая. Как ты думаешь, Фаун, куда могла отправиться твоя мама?
Девочка немного подумала.
— Далеко. Очень далеко.
— Фаун, — вмешалась Рути. — Ступай к себе.
— Ах ты, бедняжка!.. — Теперь Кендайс обращалась исключительно к Фаун, почти демонстративно игнорируя Рути. — Должно быть, ты очень расстроилась, когда твоя мама вдруг взяла и исчезла. Так ты точно не знаешь, куда она могла подеваться?
Фаун опустила голову и уставилась на куклу, которую продолжала держать в руках.
— Нет.
— Я знаю, что вы нашли бумажники Тома и Бриджит где-то здесь, в доме, — продолжала Кендайс доверительным тоном. — Скажи мне, Фаун, а там было что-нибудь еще кроме бумажников?
Фаун бросила быстрый взгляд на сестру. «Сказать ей?» — безмолвно спрашивала она, и Рути чуть заметно качнула головой, надеясь, что этого будет достаточно. Она по-прежнему не знала, что означали спрятанные в тайник бумажники и пистолет, но ей все чаще казалось, что Базз был прав — ее мать
— Там больше ничего не было, — сказала она, шагнув вперед.
Кендайс, однако, продолжала смотреть только на Фаун, не обращая на Рути ни малейшего внимания.
— Иногда, — произнесла она доверительным тоном, — старшие братья и сестры не говорят всей правды. Нет, это не делает их врунами или дурными людьми; они поступают так, как считают правильным. Но ты-то, Фаун — ты всегда говоришь правду, я по глазам вижу. Ну, что еще вы там нашли? Может, там были какие-то бумаги? Или еще что-нибудь?
— Я вам уже говорила: там больше ничего не было! — резко сказала Рути. — И вообще, мне кажется, что вам лучше уйти.
— Извини, Рути, но
— Если вы не уйдете, я… я позвоню в полицию.